Он, весь сияя, улыбнулся Джонсону:

– Разумеется, дорогой мой, это только мое мнение! Я пытаюсьдоказать вам, что в этих ситуациях – когда душа в напряжении, а телорасслаблено – вполне возможно, что склонности, доныне не проявлявшиеся,размолвки, доныне не привлекавшие особого внимания, вдруг принимают значительноболее серьезный характер. Результатом наигранной любви, великодушия,добросердечия обязательно станет, рано или поздно, взрыв ненависти и жаждымести, которые проявятся гораздо сильнее, чем они были на протяжении всегогода. Если вы однажды перекроете плотиной поток естественных чувств, мойдорогой, то плотину непременно прорвет.

Полковник Джонсон с сомнением поглядел на гостя.

– Никогда не пойму, когда вы говорите серьезно, а когдаразыгрываете меня, – проворчал он.

Пуаро улыбнулся:

– Я никогда не пытался разыгрывать вас всерьез! Сейчас,конечно, шучу. Но, тем не менее, это правда: искусственно культивируемые инасаждаемые настроения приводят к естественным реакциям.

В дверях появился слуга полковника Джонсона.

– Инспектор Сагден у телефона, сэр.

– Иду.

Извинившись перед Пуаро, Джонсон вышел, но не прошло и трехминут, как он вернулся. Выглядел он серьезным и расстроенным.

– Черт бы все это побрал! – воскликнул он. – Убийство! Насамый сочельник – убийство!

Пуаро удивленно поднял брови:

– Вы уверены... я имею в виду, вы уверены в том, что этоубийство?

– Как вы сказали? А! Конечно, все остальное исключается.Убийство – да еще жестокое!

– Кто же жертва?

– Старый Симеон Ли, один из самых богатых людей в округе.Сколотил себе состояние в Южной Африке. На золоте... нет, кажется, на алмазах,если не ошибаюсь. Кроме того, он заработал огромные суммы на техническихусовершенствованиях устройств для взрывных работ – что-то такое, что он изобрелсам, насколько мне известно. Говорят, у него два миллиона как минимум.

– И его очень любили?

– Не думаю, чтобы его кто-то любил, – медленно проговорилДжонсон – Он был большим чудаком. В последние годы стал инвалидом. Я не знакомс ним лично, но он, без сомнения, был здесь одним из самых примечательныхлюдей.

– Так что, эта история поднимет много шуму!

– Разумеется! Я должен немедленно ехать туда, в Лонгдейл.

Пуаро почувствовал, что он хочет задать ему вопрос, но нерешается сделать это.

– Вы хотели бы, чтобы я сопровождал вас? Джонсон ответилслегка смущенно:

– Этого я не могу требовать от вас. Но вы ведь знаете, какобстоят дела: инспектор Сагден – хороший полицейский, обстоятельный,педантичный, совершенно надежный – надежнее не бывает, но вот фантазии ему явноне хватает. Раз уж случайно вы оказались здесь, я, конечно же, с удовольствиемвоспользовался бы вашей помощью.

От сильного смущения он говорил почти резко. Пуаро поспешилзаверить его:

– Я с удовольствием поеду с вами. Можете на менярассчитывать. Но мы не вправе перебегать дорогу этому славному инспектору. Это– его дело, а не мое, пусть он и ведет расследование. Я ограничусьисключительно ролью наблюдателя-эксперта.

– Вы – настоящий друг, Пуаро, – тепло сказал Джонсон.

***

Полицейский открыл им входную дверь, вытянулся в струнку иотдал честь. Через холл к ним уже спешил инспектор Сагден.

– Рад видеть вас здесь, сэр. Пройдемте сразу в комнату – врабочий кабинет мистера Ли. Я хотел бы в общих чертах обрисовать вамслучившееся. Дело достаточно скверное.

Он провел обоих в маленькую комнатку слева от холла. Вцентре ее стоял большой письменный стол, заваленный бумагами. Вдоль стенвыстроились книжные шкафы.

Полковник представил:

– Сагден, это Эркюль Пуаро, о котором вы, разумеется,слыхали. Он случайно оказался в наших краях, у меня в гостях... ИнспекторСагден. Знакомьтесь.

Пуаро поклонился и посмотрел на инспектора.

Перед ним стоял высокий, широкоплечий человек с выправкойвоенного: у него был узкий длинный нос и большие, густые рыжеватые усы. Сагденуставился на Эркюля Пуаро, а Эркюль Пуаро – на усы Сагдена.

– Разумеется, я уже слышал о вас, мистер Пуаро, – сказал инспектор.– Вы несколько лет назад были здесь, в Англии, не правда ли? Расследовали делосэра Бартоломью Стренджа. Отравление никотином. Не в моем округе, но я,конечно, слыхал об этом...

– Итак, Сагден, что здесь произошло? – перебил егоначальник. – Вы сказали, что дело совершенно ясное.

– Да, сэр, это убийство, без сомнения. В горле мистера Лирезаная рана, причем задета шейная вена, как установил врач. Но вот кое-что вэтом деле не увязывается между собой... Обстоятельства таковы: сегодня в пятьчасов вечера мне в Аддлсфилдское бюро полиции позвонил мистер Ли. Он казалсякаким-то растерянным, просил меня зайти к нему в восемь часов вечера, адворецкому сказать, что я приходил собирать пожертвования на нашеблаготворительное учреждение.

– Значит, он искал подходящую причину, чтобы заполучить васв дом?

– Так точно, сэр. Ну, вы знаете, мистер Ли – это стольважная персона, что я, разумеется, пообещал прийти. Около восьми я был здесь,сказав, что пришел собирать деньги на полицейский приют для сирот. Дворецкийсообщил о моем приходе и затем провел меня в комнату мистера Ли на второмэтаже, которая расположена как раз над столовой.

Сагден сделал паузу, перевел дух и продолжил свое строгоофициальное сообщение:

– Мистер Ли сидел в кресле у камина. Он был в шлафроке.Мистер Ли предложил мне сесть к нему поближе и затем довольно неуверенносказал, что должен заявить мне о краже. Он, дескать, имеет основаниепредполагать, что из его сейфа украдены алмазы – нешлифованные алмазы, уточнилон, если я не ошибаюсь, стоимостью в несколько тысяч фунтов.

– Алмазы? – переспросил полковник.

– Так точно, сэр. Я задал ему несколько конкретных вопросов,но он отвечал на них неуверенно, уклончиво. В конце концов он заявил: «Видители, инспектор, я ведь могу и ошибаться». «Как это? – спросил я – Ведь алмазылибо пропали, либо не пропали». Он на это сказал: «Алмазы пропали, но можетстаться, что просто кто-то глупо пошутил». Я этого не понял. А он продолжал:«Насколько я могу судить, только два человека могли взять их ради шутки. Ноесли их взял другой, это кража... Я прошу вас, инспектор, прийти еще раз –через час, или, скажем, в четверть десятого. Тогда я буду в состоянии со всейопределенностью сказать вам, обокрали меня или нет». Я пообещал ему заглянутьпопозже и ушел.