Все тут влезли в «Импалу», и Патрик стал по-идиотскигазовать, нелепо втыкать скорости. Машина ревела, дергалась, ее организм,расшатанный бесконечной пьяной ездой, очень страдал. Патрик, Стихин и Чудаковголосили песню «Стою на полустаночке». Машка вроде бы рыдала на грудиХвастищева, но на самом-то деле проверяла пальчиками – все ли на месте. Онидолго кружили по московским улочкам и переулкам, пока не направились прямо набетонную подпорку гостиницы «Минск».

В бразильском посольстве как раз шел прием, и на немприсутствовал московский писатель Пантелей Аполлинариевич Пантелей. Впрочем,посольство, возможно, было и не бразильское, и не исключено, что Пантелейявился сюда без приглашения, просто увидел в окнах свет, движение, праздник изаявился, обманув авторитетным заграничным видом милицию и гэбэ. Во всякомслучае, присутствовал.

Он стоял за витым додоновским столбом в главном залепосольства. Огромный гала-прием в честь национального праздника этой страны былв разгаре. Послы, советники, военные атташе, советские штатские чиновники иофицеры, духовенство, советские чиновные писатели и инакомыслящие, деятелинауки и культуры, космонавты, спортсмены и дамы, дамы, дамы, толстые, худые,хорошенькие, ведьмы, сучки, голубушки, стукачки, кусачки, – все онимедленно двигались перед изумленным взором смертельно напуганного Пантелея.

Что там говорить, не первый раз Пантелей попадал на такиесборища. За истекшее десятилетие он побывал на десятках, а может быть, и насотнях дипломатических приемов и никогда их не чурался, не корчил снобскихгримас – «ох, надоели, мол, эти приемы», – никогда на этих приемах не былоскучно прогрессивному советскому писателю Пантелею. Всегда он наедался здесьвкусной едой и напивался вполпьяна изысканными напитками, а иногда и закадритьдаму здесь ему удавалось.

И вдруг сегодня он глянул вокруг и ничего не узнал. Он непонимал даже, люди ли это вокруг или какие-нибудь другие предметы. Он непонимал даже понятия «предметы», а понятие «вокруг» казалось ему каким-тотемным хаосом. Ужас неузнавания притянул его к додоновской колонне. Онапочему-то была ему знакома. Он смотрел на инкрустированный уральскими камешкамизавиток колонны и в полном отчаянии думал, что не может оторваться от колонны,что если он от нее оторвется, то с воем покатится по полу.

Вдруг кто-то тронул его за плечо, и сквозь ничейноепространство к нему проникло слово «привет». Ток передернул его от затылка допяток, он обернулся и увидел Алису. Ее он узнал.

Эту женщину. Эту женщину с ее быстрым и лукавым взглядом, сее ртом, то горьким, то дерзким, с ее шалой гривой рыжих волос, эту штуку издесятка нынешних московских красавиц он признал сразу.

– На вас лица нет, Пантелей! Что с вами? –проговорила она и тут же отвлеклась взглядом в толпу, устремила в толпу свойтайный быстрый сосредоточенный розыск.

– Можно я тут с вами постою? – спросила она, недождавшись ответа на сердобольный вопрос. – Мой муж вас очень уважает.

Из глубины зала с безнадежной тоской смотрело на нихзагорелое лицо ее мужа, знаменитого конструктора тягачей. Вдоль стеныбоком-боком с улыбкой и бокальчиком подползал сучий хвост, очередной любовник.

Пантелей вдруг, ничего еще не понимая, но с бурной радостьюсхватил даму за слабое плечо и повернул ее к себе. Страх откатывался понеобозримой анфиладе комнат в зеркала, в пустоту, и шум его затихал.

– Мон амур, – сказал Пантелей Алисе. – Тебямне Бог послал. Ты мое спасение.

Странно: она не вырывалась, а внимательно смотрела на него,и он чувствовал пальцами сквозь расшитую золотой ниткой ткань ее теплуюподатливую кожу.

Между тем приблизился любовник в английском долгополомсюртуке, в канареечном галстуке, с насмешливыми ленивыми глазами распутника подсократовской плешью недурака.

– Приветик, приветик, – загнусавил он. – Скольконароду собрали, и все ради нескольких строчек в газете. Пантелюша, ты чего этодержишь малознакомую даму за плечо? Отпусти.

– Сейчас ногой по яйцам получишь, – сказал емуПантелей.

– Ну вот, здрасьте, – развел рукамилюбовник. – Завтра в газетах напишут: «Прием прошел в холодной враждебнойобстановке».

Шутка, должно быть, играла важную роль в обиходе их любви.Алиса хотела уже рассмеяться, но шутка пролетела мимо, и лицо чудной дамызамерло в молчаливом покорном ожидании своей судьбы.

Конструктор тягачей, чуя неладное, пробивался сквозьдипломатическую толпу, как его детище пробивается через белорусский лес.

– Мон амур! – громко повторил Пантелей. Емуказалось уместным назвать сейчас предмет по-французски. – Ты моя судьба.Только сейчас я понял, что это тебя я вижу уже несколько лет во сне.

К ним повернулись лица всех оттенков кожи, и Пантелейподумал, что форум достаточно представительный для объяснения в любви.

– Леди и товарищи! – сказал он с любезной улыбкой,разворачивая за плечико безмолвную Алису и как бы демонстрируя ее всемузалу. – Прошу обратить внимание. Интересное явление человеческой психики.Я вижу эту женщину во сне уже много лет, хотя наяву совсем недавно и плохо сней познакомился. Вообразите, мне казалось даже, что я гладил ее бедро, именноэто бедро, которое сейчас передо мной, ошибиться я не мог, хотя никогда не спалс этим бедром.

Он отпустил плечо Алисы и благоговейно провел ладонью по еебедру, и впрямь – путь, который прошла его ладонь, показался ему знакомым,беспредельно милым и единственно возможным путем.

– Вот все, что я хотел сказать. Прошу простить. –Он поклонился Алисе и шаткой, но быстрой походкой направился к выходу.

Пройдя без особых приключений словно президент по коридорусквозь расступившуюся толпу, Пантелей вдруг запнулся перед столом, за которымстояли три красавца бармена, а под руками у барменов на белоснежной скатертитолпилось общество, гораздо более блистательное, чем в залах посольства. Здесьбыли и «Гордон джин», и «Чинзано драй», и «Королева Анна», «Арманьяк», «Мумм»,«Кампари», «Реми Мартен», «Баллантайнз», «Смирнофф», «Бенедиктин» в окружениигвардии «Швепса» и «Колы».

Пантелей остановился возле этого стола и оглянулся. Емувдруг показалось, что он загипнотизировал всю толпу своим сообщением о бедреАлисы. Может быть, так оно и было, хотя бы отчасти, ибо Пантелей смогсовершенно беспрепятственно загрузить большой картонный ящик великолепныминапитками и беспрепятственно покинуть посольство неопределенной страны.