Женщина, которая приносила ему бутер, расстегнула свойремень (не прошло и минуты, как она его застегнула), встала и подошла ккакой-то маленькой дверце.Там, наверное, сидит возница,— подумал стрелок, нокогда дверь открылась и женщина вошла внутрь, он увидел, не одного, а целыхтрех возниц, управляющих воздушной каретой. И не удивительно: Роланд мелькомуспел разглядеть миллион рычажков, циферблатиков и мигающих лампочек — одномучеловеку здесь явно не справиться.

Узник смотрел, но ничего не видел. Корт бы высек его дляначала, а потом размазал бы по ближайшей стенке. Сознание стрелка былополностью занято извлечением сумки из-под сидения и куртки из ящика наверху… ипредстоящим ритуалом, испытанием, видимо, не из легких.

Узник не видел ничего; стрелок видел все.

Женщина приняла его за сумасшедшего или вора. Он — или,может быть я, да, вполне вероятно, что я — сделал что-то такое, что навело еена такую мысль. Потом она переменила мнения, но та, вторая, женщина что-тосказала ей, и у нее снова возникли какие-то подозрения… только на этот раз,кажется, не «какие-то», а вполне даже определенные. Теперь они знают, в чемдело. Они знают, что он собирается осквернить ритуал.

А потом, как удар грома, до него вдруг дошло, что он едва лине упустил главное. Во-первых, он не сможет перенести к себе на берег пакеты сзельем так же просто, как он перенес монетку: монета была не приклеена к телуУзника клейкою лентой, которую он намотал слоями, чтобы пакеты держалисьплотнее к телу. Эта клейкая лента — лишь часть проблемы. Узник не заметилисчезновение одной монетки из кармана, где их было много, но если он обнаружит,что это зелье, ради которого он рискует жизнью, вдруг куда-то пропало, оннаверняка выкинет какой-нибудь фортель… и что тогда?

Вполне вероятно, что Узник, распсиховавшись, такоенаворотит, что его сцапают и отправят в темницу еще раньше, чем он осквернитритуал. Так что нельзя просто забрать это зелье и все: если пакетики вдругиспарятся у него из-под мышек, он, наверное, решит, что и в самом деле сошел сума.

Воздушная карета, теперь, на земле, неуклюжая, точно буйвол,тяжело поворачивала налево. Стрелок понял: времени на дальнейшие размышлениянет. Сейчас ему нужно не просто выйти вперед, но еще и войти в контакт с ЭддиДином.

Немедленно.

9

Эдди сунул свой паспорт и таможенную декларацию в нагрудныйкарман. Стальной провод теперь медленно проворачивался в животе, вкручиваясьвсе глубже и глубже. Нервы как будто звенели. И вдруг у него в голове прозвучалголос.

Не мысль, а голос.

Слушай меня, приятель. Очень внимательно слушай. И если нехочешь куда-нибудь загреметь, постарайся, чтоб у тебя на лице не отразилосьничего такого, что может вызвать дальнейшие подозрения у этих армейских женщин.Видит Бог, у них подозрений и так достаточно.

Сперва Эдди подумал, что он забыл снять наушники и принимаеттеперь какие-то странные передачи из кабины пилота. Но ведь стюардессы собралинаушники уже минут пять назад.

Потом он подумал, что кто-то стоит рядом с ним и с кем-тоболтает. Он едва было не повернул голову влево, но сообразил, что это простонелепо. Нравится вам или нет, но голос звучал у него в голове.

Может быть, он принимает какие-то передачи — на КВ, или УКВ,или ДВ — через пломбы в зубах. Он где-то что-то такое слышал…

Выпрямись, идиотина! У них и так достаточно подозрений, а утебя такой вид, как будто ты чокнутый!

Эдди быстренько выпрямился, как будто его ударили. Голос неГенри, хотя очень сильно похож на Генри в детстве, когда они вместе росли вПреджекте, есть такой район. Генри на восемь лет старше, а сестренка, средняямежду ними, теперь стала лишь призраком в памяти: Селину сбила машина, когдаЭдди было два года, а Генри — десять. Таким резким приказным тоном Генри всегдаобращался к нему, когда Эдди делал что-то такое, что могло завершитьсяпечальным уходом Эдди из этого мира задолго до срока… как случилось с Селиной.

Что еще за мудотень?

Это не призрачные голоса, — возвратился все тот же голос.Нет, не Генри… старше, суше… сильнее. И все же очень похож на Генри… голос,которому невозможно не верить. — Это во-первых. Ты не сходишь с ума. Ядействительно другой человек.

Это что — телепатия?

Эдди смутно осознавал, что на лице у него не отражаетсяничего. При других обстоятельствах за такую мордашку ему бы точно присвоили«Оскара» в номинации «Лучший актер года».Он поглядел в окно: самолетприближался к отделению компании «Дельта» в здании прибытия МеждународногоАэропорта Кеннеди.

Я не знаю этого слова. Но я знаю, что эти армейские женщинызнают, что ты везешь…

Потом была пауза. Чувство — странное, не передать словами —как будто призрачные пальцы перебирают по мозгу, словно он, Эдди, стал вдругживой картотекой.

… героин или кокаин. Я точно не знаю, что именно… хотя,наверное, кокаин, потому что ты сам его не принимаешь, а везешь, чтобы купитьпотом тот, который нужен тебе.

— Что еще за армейские женщины? — пробормотал Эддивполголоса, совершенно не сознавая того, что он говорит вслух. — Ты о чем, чертвозьми…

Чувство, как будто его опять ударили… такое реальное, что вголове зазвенело.

Заткни пасть, говнюк!

Хорошо, хорошо! Боже мой!

Снова странное ощущение перебирающих пальцев.

Армейские стюардессы,— повторил чужой голос.— Ты меняпонимаешь? У меня нету времени, чтобы разжевывать каждую мысль, Узник!

— Как ты… — начал было Эдди, но тут же заткнулся. Как тыменя назвал?

Не важно. Просто слушай меня. У нас мало времени. Они знают.Армейские стюардессы знают, что ты везешь этот кокаин.

Откуда бы? Просто смешно!

Я не знаю, откуда они узнали, но это сейчас неважно. Одна изних рассказала возницам. А возницы расскажут жрецам, которые совершают этуцеремонию, это Прохождение Таможни…

Голос у него в голове говорил на языке архаичном, употребляяслова совсем невпопад, так что звучало это даже забавно… но смысл сказанногобыл абсолютно ясен. Хотя лицо его оставалось непроницаемым, Эдди до боли сжалзубы и издал звук, похожий больше всего на шипение.

Голос как раз говорил, что игра закончена. Он еще даже невышел из самолета, а игра уже закончена.

Но это все не на самом деле. Такого просто не может быть.Это в последние минуты его разум поддался приступу паранойи — вот и все. Простоне обращать внимания. Не замечать, и оно пройдет…