года я стояла перед входом в Большой дворец в сопровождении своего храброго маленького сына и нашего соотечественника.

Просторный Зал аудиенций, где собралась толпа вельмож, заливал яркий свет. Никто не удостоил нас взглядом и даже мыслью. Мой сын устал, изнывал от голода, и я настояла, чтобы капитан Б. представил нас незамедлительно. Мы поднялись по мраморным ступеням и, не дожидаясь, когда о нас доложат, вошли в сверкающий зал. На ковре распластались в ряд безмолвные неподвижные фигуры. Переступать через их головы столь же забавно, сколь и опасно. Его Величество очень скоро заметил нас и резко двинулся нам навстречу, раздраженно вскрикивая:

– Кто? Кто? Кто такие?

Капитан Б. (между прочим, он имел титул сиамского вельможи) представил меня как английскую гувернантку, нанятую для королевской семьи. Король пожал нам руки и принялся быстро вышагивать взад-вперед, ставя одну ногу перед другой с математической точностью, будто маршировал на плацу.

– Предупрежден, значит, вооружен! – шепнул мне мой друг, намекая, чтобы я приготовилась к граду вопросов относительно моего возраста, мужа, детей и прочих личных обстоятельств. Внезапно Его Величество, видимо, тщательно все обдумав в присущей ему манере, резко остановился перед нами.

– Сколько вам лет? – осведомился он, нацелив прямо на меня указательный палец.

Не самый приятный вопрос для женщины.

– Сто пятьдесят, – с притворной скромностью ответила я, с трудом сохраняя невозмутимое лицо, поскольку абсурдность происходящего вызывала улыбку.

Назови я свой настоящий возраст, возможно, король высмеял бы меня, стал бы критиковать, а так он на несколько секунд застыл в изумлении и растерянности, потом возобновил свой странный марш и, наконец, сообразив, что это шутка, кашлянул, рассмеялся, снова кашлянул и отрывистым голосом в диезной тональности спросил:

– В каком году вы родились?

Я быстро произвела в уме расчеты и ответила со всей возможной серьезностью:

– В 1788-м.

Лицо Его Величества сделалось неописуемо комичным. Капитан Б. скользнул за колонну, чтобы никто не видел, как он смеется. Но король лишь многозначительно кашлянул, отчего я невольно вздрогнула, и адресовал несколько слов своим распростертым на полу придворным. Те заулыбались в ковер – все, за исключением первого министра. Тот повернулся и посмотрел на меня. Но Его Величество не так-то легко было смутить. Он снова решительным шагом подошел ко мне и продолжал допытываться:

– Сколько лет вы замужем?

– Несколько, Ваше Величество.

Он погрузился в глубокое раздумье, потом со смехом подскочил ко мне и с торжеством в голосе задал следующий вопрос:

– Ха! И сколько у вас теперь должно быть внуков? Ха-ха! Сколько? Ха-ха-ха!

Разумеется, мы все смеялись вместе с ним, но это общее веселье допускало разные толкования.

Потом вдруг он схватил меня за руку и потащил – nolens volens [39] – вместе с маленьким Луи, цеплявшимся за мою юбку, по мрачным коридорам, вдоль которых стояли в согбенных позах съежившиеся гротескные дуэньи и множество молодых женщин. Все они закрывали свои лица, словно были ослеплены величием проходящего мимо монарха. Наконец король остановился перед одним из занавешенных альковов и, отодвинув в сторону портьеры, открыл моему взору прелестную юную женщину, скромно прятавшую свой лик. На вид она была совсем еще ребенок. Нагнувшись, он взял ее руку и вложил в мою ладонь.

– Это – моя жена, леди Талап. Она желает, чтобы ее научили английскому языку. Она столь же талантлива, сколь и красива, и по нашему соизволению должна стать искусной в английском языке. Вам вменяется в обязанность научить ее.

Я ответила, что такая обязанность доставит мне огромное удовольствие, ибо нет более ценной награды, нежели делиться знаниями с нежной юной особой, которая исключительно скромна и застенчива в присутствии своего господина. Леди Талап тихо, чарующе рассмеялась, слушая в исполнении супруга перевод моих лестных слов, и, казалось, восприняла его милость со столь трепетным восторгом, что я, прощаясь с этой женщиной, испытывала к ней глубочайшую жалость.

Я последовала за королем тем же путем, каким мы пришли, и он привел нас к детям. Их было много, и своим любопытством они буквально замучили моего терпеливого сына.

– У меня шестьдесят семь детей, – сообщил Его Величество, когда мы вернулись в Зал аудиенций. – Вы будете учить их, а также всех моих жен, которые пожелают освоить английский. Я веду большую переписку, а значит, вы должны помогать мне с корреспонденцией. Кроме того, мне трудно читать и переводить французские письма, ибо французы любят использовать слова и фразы, которые вводят в заблуждение. Посему вам предстоит объяснять мне их неясные фразы и двусмысленные предложения на понятном языке. И еще. С каждой почтой мне доставляют письма, написанные неразборчивым почерком, который я читаю с трудом. Вы будете переписывать такие письма, чтобы впоследствии я мог их прочитать.

Nil desperandum [40]. Но я уже начала сомневаться, что сумею справиться со столь многочисленными задачами. Однако в ответ я просто поклонилась и удалилась с намерением посвятить вечер собственным заботам.

Как-то погожим утром, когда воздух полнился прохладой, мы с сыном во время прогулки, которую обычно из осторожности совершали близ дворца первого министра, отважились отойти чуть дальше. Внимание Луи привлекли плотники (их было человек сорок или пятьдесят), строившие суда под длинным низким навесом. Мы немного понаблюдали за их работой, а затем направились к каменному мосту неподалеку, где увидели группу омерзительных бедолаг. Это все были мужчины, скованные попарно железными ошейниками и короткими, но тяжелыми цепями, которые затрудняли их движение и причиняли им боль. Несчастные носили камни из канала к мосту и, когда они останавливались, чтобы положить свою ношу, я отмечала, что у большинства лица злобные и дерзкие, хотя в глазах некоторых сквозили печаль и смирение, что говорило о способности сострадать. Один из них приблизился к нам с протянутой рукой, в которую мой сын бросил несколько монет. И мгновенно вся орава с алчными криками, отпихивая друг друга, обступила нас со всех сторон. Я страшно испугалась. Денег у меня с собой больше не было, и, не зная, что делать, я схватила сына на руки и попыталась прорваться сквозь толпу. Но каждый раз отступала, мучимая тошнотой от одуряющей вони, что исходила от этого отвратительного сброда. А они все напирали, вопили, тянули ко мне руки, гремя своими ужасными цепями. И вдруг – слава Богу! – все как один упали ниц, словно пораженные молнией. Это конвоиры налетели на них и давай обхаживать тяжелыми плетями голые вздрагивающие спины.

Какое же огромное облегчение мы испытали, снова оказавшись в безопасности наших комнат. Правда, за завтраком еда имела какой-то землистый привкус, а сами мы задыхались