Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На следующую «беседу» с королем я отправилась в сопровождении сестры первого министра. Это была приятная дружелюбная женщина, но весь ее английский ограничивался одной фразой: «Доброе утро, сэр», которую она повторяла к месту и не к месту по десять раз в час, будь то день или вечер. Так она выражала свои сдерживаемые чувства участия и уважения ко мне.
Мистер Хантер, личный секретарь первого министра, от лица Его Светлости уведомил меня, что я должна быть готова приступить к своим обязанностям в королевском дворце незамедлительно. И утром следующего дня за нами пришла старшая сестра кралахома. Она повела нас к реке. Девушки-рабыни следом несли чайник, красивый золотой поднос, на котором стояли две маленькие фарфоровые чашки с крышечками и ее бетельница, а также лежали два больших веера. Когда мы устроились под навесом в круглой лодке-корзине, сестра кралахома взяла одну из книг, что я прихватила с собой, и, листая ее, наткнулась на алфавит, после чего, с выражением удивления на лице, стала повторять буквы. Я помогала ей, и какое-то время женщине это доставляло удовольствие, но вскоре занятие это ей наскучило, она резко захлопнула книгу и, протянув мне руку, произнесла:
– Доброе утро, сэр!
Мой ответ был столь же сердечен, и, думаю, мы еще раз десять пожелали друг другу доброго утра, пока доплыли до королевского дворца.
Высадившись у пышного павильона, мы зашагали по крытым галереям и в конце концов остановились перед воротами, которые охраняли амазонки [41]. Мою пожилую спутницу стражницы, вероятно, хорошо знали, ибо они без лишних слов распахнули перед нами ворота, припали к земле и с колен не поднимались, пока мы не прошли. Двадцатиминутная прогулка по жаре привела нас к любопытной овальной двери из начищенной меди в нарядной раме. С лязгом открывшись и закрывшись, эта дверь впустила нас в прохладный павильон. По одну сторону от него я увидела несколько святилищ (часовен) в античном стиле, по другую – длинную сумрачную галерею. На мраморном полу сидели или лежали занятные дети, на руках у нянек спали или резвились забавные малыши. После того, как мы только что побывали в угнетающей жаре под палящим солнцем, мне казалось, что мы попали в настоящий рай.
Отдыхающие стали подниматься, приветствуя нашу немолодую спутницу, которая униженно всем им кланялась. Потом на серебряных подносах, накрытых красными шелковыми колпаками в форме улья, принесли закуски и напитки. Но, поскольку ни ножей, ни вилок, ни ложек мы с сыном не увидели, нам пришлось удовольствоваться апельсинами, при этом, неожиданно для самих себя, мы оказались занимательным и поучительным зрелищем для юных домочадцев сиамского короля. Я с улыбкой протянула к ним руку, ибо все они, почти без исключения, были милыми прелестными детьми, но они, оробев, отпрянули от меня.
Тем временем в павильоне появилась «девочка-жена», которой Его Величество представил меня во время первой аудиенции. Она в цветистых выражениях поприветствовала сестру кралахома, побеседовала с ней несколько минут, затем легла на мраморный пол, использовав в качестве подушки бетельницу, и поманила меня к себе. Я подошла, села рядом.
– Я очень рада видеть вас, – сказала она. – Давно вас не видеть. Почему вы долго не приходить? – На свой вопрос ответа она явно не ждала. Я попыталась поговорить с ней, как с ребенком, надеясь донести до этого инфантильного создания, что я расположена к ней дружески, но это был тщетный труд. Видя, что я разочарована и смущена, она вдруг пропела строчку из христианского гимна, которому учат в воскресной школе:
– Есть на небе страна счастья [42]. – И затем добавила: – Я очень часто думаю о вас. Вначале Бог создал небо и землю.
После этой похвальной, но бессвязной речи последовало долгое мучительное молчание. Я терпеливо ждала. Сын, сидя у меня на коленях, пребывал в недоумении. Наконец она приподнялась и, оглядевшись, осторожно прошептала:
– Дорогая Мам Маттун! Я люблю вас. Я думаю о вас. Ваш сын умер, вы идите во дворец, вы плакать… я люблю вас. – Приложив палец к губам, она снова опустила голову на бетельницу и опять пропела: – Есть на небе страна счастья!
Миссис Маттун – жена того американского апостола, который верой и правдой служил делу миссионерства в Сиаме вместе с блестящим доктором Сэмюэлем Хаусом. Супруга последнего с самозабвением посвятила себя улучшению школ для местных детей, которые учредила миссия. Миссис Маттун, разделяя с миссис Хаус ее труды, от случая к случаю давала уроки во дворце, двери которого уже какое-то время были открыты для ее преданных сестер. Здесь, как и везде, сила и мягкость ее характера творили чудеса с восприимчивыми благодарными умами, к которым она имела доступ.
Я была покорена столь непосредственным и искренним проявлением любви и глубокого уважения к христианке.
В таком ключе миновала большая часть дня. С каждой минутой пребывания в том павильоне, где я отдыхала в безделье, меня все больше завораживал мир в тех стенах. Из полусонного состояния меня вывел шум, донесшийся из крытой галереи. Там появилась пожилая леди. Она несла золотой подсвечник с четырьмя зажженными свечами. Позже я узнала, что это было ежедневное подношение храму Ват Пхракэу, которое посылал король по пробуждении после полуденного сна. Появление той женщины послужило сигналом. Леди Талап поднялась с пола и убежала. Мы остались с сестрой первого министра и прислуживающими рабынями. Казалось, весь дворец мгновенно пробудился, подобно тому, как в поэме Теннисона ожил Спящий замок после того, как Сказочный Принц поцеловал Принцессу:
И снова паж бранится со служанкой,
Шум, гам и гвалт наполнили дворец,
И жизнь, надолго замерев в безмолвье,
Возобновила свой безумный бег.
Одна за другой двигались процессии женщин и детей. Одни были бледные и подавленные, другие – веселые и цветущие, некоторые – мрачные и ожесточенные. Все шли в одном направлении, не останавливаясь поболтать, не мешкая, не оглядываясь назад. Господин проснулся.