ложечкой. Кажется, своё они упустили. Такой человек! Куда ни кинь — всюду клин! И ретивый воин, и учтивый ухажёр, и ведающий лекарь! А теперь, со слов людей, обличённых в весьма уважаемые титулы, чуть ли не апостол, творящий невозможное! И всё это досталось им, Бериславским!

Святогор примирительно поднял руки.

— Мы тут не для ограничений рамок или выставления требований. Александр Александрович такой же человек, как и мы все. Пусть нас не обманывает его сословие: многие дворяне ведут себя как последние псы в то время, как их на голову превосходит простолюдин. Мы лишь осведомляем, что такой союзник нашему роду необходим, и предостерегаем врагов от попыток отсечь его от нас силой… но предлагаем вместе прибегать к его помощи союзникам. У наших родов нет причин для вражды, и не стоит искать их из-за этого. Пусть наши дети сами решат, как им быть дальше. Но это всё равно не скажется на наших отношениях с Мастеровым. Искренне надеюсь, что на наших с вами тоже.

Глава 7

Прозекторская

Москва

Прозекторская часть Научно-естествознательного отделения Императорской лаборатории пользовалась изрядной долей преференций в вопросе соблюдения протокольных мероприятий. В частности, в ней не проводились масштабные строевые смотры, проверки щадили личный состав от потрошения каждого угла и ящика, а при прибытии в отделение вышестоящих по званию или должности личный состав не вытягивался по струнке, не сгибал спины в поклонах.

В отделении каждое действие было продиктовано своей необходимостью.

Если эти инструменты лежат на лотке подавателя в такой и строго в такой последовательности, значит, так удобно и необходимо прозектору. И плевать, если проверяющему не нравится, что они не упорядочены по размеру.

Если никто не подрывается по прибытию старших по рангу, значит, этого делать не надо или нельзя. Не то ещё, чего доброго, в угоду соблюдения протокола, потеряешь, уронишь или разольёшь что-нибудь лишнее или дорогостоящее.

Потому прибытие Великого Императора Всероссийского Александровского осталось без традиционного парадного оглашения. О личном присутствии главы государства личный состав был осведомлён лишь по характерной форменной одежде монарха, виднеющейся из-под надетого поверх неё кипенно-белого халата, да по сопровождающим офицерам Тайной Канцелярии.

А вот главу прозекторской части визит Александра Александровича касался непосредственно, потому и знал он о нём буквально из первых уст.

— Бог в помощь, Богдан Владимирович, — поздоровался Александровский, входя в обильно залитый светом зал прозекторской. — В народе поговаривают, вы опять открытие свершили? Не стыдно вам у молодых хлеб отбирать?

Вешняков Богдан Владимирович был почтенного возраста мужчиной, которого, невзирая на сквозную седину, язык не поворачивался назвать стариком. В свои лета, разменяв восьмой десяток, он давал фору многим из младших поколений. Игнорируя возраст и не думая на него жаловаться, учёный муж имел такой же ясный взгляд, полный жизни, как и в молодости. Движения академика всегда были чёткими и выверенными, лишённым старческой немощи, хоть немолодые пальцы и изрезаны вдоль да поперёк глубокими морщинами, пошедшими поверх ожогов.

Единственное, что напоминало всем, включая Вешнякова — спина, под гнётом прожитых лет склонявшая Богдана Владимировича к земле. Осанка академика уже не была столь прямой, как всем того хотелось бы.

— Это мне должно быть стыдно? — хмыкнул учёный. — Пущай молодые стыдятся, что их на поприще обходит древняя рухлядь, навроде меня. И вам долгое лето, Александр Александрович. Чем могу услужить в этот раз?

Александровский скосился в сторону прозекторского стола, на котором покоились останки туши айна, старательно исполосованной надрезами от черепа до хвоста.

Вокруг останков сновали лаборанты с санитарами, завершая работу над ними. Кто-то собирал и протирал инструменты, кто-то делал последние записи, кто-то убирал пролитую на пол кровь аномального зверя.

— Что скажете об этой твари, дорогой доктор? — спросил прямо Император. — Эта айна появилась прямо посреди академического городка Оболенска. Не буду обременять вашу память напоминанием, что до Уральских гор отсюда больше тысячи вёрст. Я должен знать, как она оказалась под Москвой, и всё, что касается её сущности. Что-то мне подсказывает, коль эта особь объявилась в необычном для неё месте, то и особь сама необычна.

— Вам не откажешь в проницательности, Александр Александрович, — надломленным, но ещё крепким старческим голосом отозвался академик.

Визит Императора застал учёного над столами, где, будучи сортированными по лоткам, лежали различные подписанные образцы. Последние были старательно задокументированы и тщательно стенографированы, но всё ещё держались раздельно от прочих, готовясь быть архивированными в древнехранилище.

С одного из лотков Вешняков взял двумя пальцами сплющенный металлический предмет неопрятной формы. По его ранту виднелись следы ровных и внешне одинаковых полос.

— Начну по порядку, — проронил Богдан Владимирович. — Вашему вниманию представляю предметы, в недалёком прошлом являвшимися пулями. Таких мы извлекли из черепа айна горсть. Номинальный калибр установить пока не удаётся. Но, однозначно, таких нет на оснащении ни российского войска, ни войск близлежащих сопредельных государств.

— Это точно боевая амуниция? — справился Император. — Не какой-нибудь прототип от силовых орудий? Если мы разрабатываем ружья, применяющие для своего боепитания основы Силы, то до этого мог додуматься кто-то иной.

— Силы в этих пулях ноль, — отозвался академик, кладя извлечённую обратно в лоток. — Зато имеются характерные следы воздействия копоти. Мы нашли продукты обгорания. Хотя мне, определённо, любопытно изучить орудие, выпустившее их. Ежели помножить огневую мощь уже имеющейся системы на наши наработки в области силовых орудий… спасения от такого не будет ближайшие несколько сотен лет.

На соседнем лотке лежали, отчищенные от крови и мягких тканей, костные обломки. Довольно толстые, в палец толщиной, с неровными обломанными краями.

— Кости айнов прочней любых иных, — Вешняков поднял руку один крупный обломок и осмотрел, уже в который раз за этот день. — Они не являются неуязвимыми, но пробить их защиту непросто. Череп же этой сущности принял на себя весомый урон. Головной мозг разрушен, уничтожены органы зрения, есть глубокие поражения в пасти. Кто бы ни обстрелял этого айна, он делал это методично и наверняка.

— Любая кость — всего лишь органика, — Александровский подошёл к академику и взял из его руки образец. — Наши ружья пробивают даже обитые железом щиты. Почему нельзя пробить череп животного?

— Потому что животное — айна, — бросил академик. — Они очень крепки на рану. Будет ли вам интересно узнать, дорогой Александр Александрович, что тварь преставилась не от пуль, поразивших её голову?

— Что? — переспросил Император.

Вешняков дотянулся до