И девочка с радостным криком бросилась на шею к матери иприпала всем телом к ее ласковому, родному теплу. Но она еще не успеласогреться этим теплом и надышаться им, когда матушка отстранилась ивстревоженно заглянула ей в глаза:

– Как же ты здесь очутилась, моя родная? А где Алеша?Татьяна где? Скажи, Силуян, почему…

Силуян стоял бледный, переминаясь с ноги на ногу: его пыткатолько начиналась!

– Не велите казнить, матушка барыня. Татьяну зарубилизлодеи, да и сыночка вашего я не уберег…

– Что?! – выкрикнула Елизавета, хватая его за руку истискивая так, что боль исказила грустное лицо Силуяна. – Где?..

Она не договорила, сомлев, и князь Алексей едва успелподхватить жену, сам почти теряя сознание от страшной вести.

Маша воздела руки, в отчаянии озираясь, – и вдруг замерла,ибо ей почудилось, что она бредит или видит некий счастливый сон: по дороге,ведущей к барской усадьбе, бежали два мальчика: один постарше, назвавшийсяГринькой, – Маша видела его вчера вечером в доме деда! – а второй был летдесяти… Боже мой!

– Алешка! – бросаясь к брату, завизжала она, да так громко,что княгиня услыхала это имя из своего забытья и открыла глаза.

Князь, все еще держа Елизавету на руках, подбежал к сыну, нопоскользнулся на траве, не удержался и, сбив с ног Машу, сам упал. Алешкаповалился рядом, и какое-то время это была счастливая куча мала, на которую,крестясь, в изумлении смотрел Силуян. Смотрел на них и мальчишка Гринька –смотрел своими странными, прозрачными и в то же время непроницаемыми зелеными глазами.

И опять смешались слезы, и поцелуи, и слова, и выкрики, ирассказы о том, как князь Алексей и Вайда чудом спаслись от мятежников,наткнувшись на отряд регулярных войск Михельсона, который они привели с собой вНово-Измайлово, и как Алешка, себя не помня, выбрался из погреба Силуяна (тотза голову хватался, недоумевая, почему же все-таки оказалась отворена потайнаядверца!) – и бежал куда глаза глядят, пока не наткнулся на пугачевцев, да тут,откуда ни возьмись, появился Гринька и задурил мужикам головы, уверив, чтоАлешка – его брательник. Ребята отсиделись в лесу, а утром, дождавшись, когдауйдут грабители, забрались в барский дом, где уже проснулась и места ненаходила от страха Лисонька. Почти до полудня они втроем не могли решить, чтоделать и откуда взять подмогу, да вдруг во двор влетел на взмыленном коне князьРумянцев, который отстал от своего отряда, чтобы разузнать, что приключилось сего женой и близкими в захваченном пугачевцами Ново-Измайлове.

Елизавета бессчетно благодарила бога, узнав, что ее сестражива и невредима, но тут пришли крестьяне, принесли обезглавленное тело Татьяныи уложили рядом с мертвым Вайдою и старым князем Измайловым, который тихо инеприметно оставил сей мир, обессиленный потерей крови, лютой болью инепосильным уже бременем вернувшегося счастья… И долго еще в этот деньчередовались радость и горе, лились попеременно слезы счастья и слезы печали, ислишком многое было впопыхах забыто – чтобы потом, гораздо позже, напомнить осебе новой болью и новыми ранами.

Все усадьбы, где проходили пугачевцы, были истреблены скорнем или так залиты кровью, что невозможно было жить там, не тревожасьбесчисленными призраками погубленных, замученных.

Не составляло исключения и Ново-Измайлово. Спровадилинеприятеля, схоронили погибших (они все так и легли рядышком на новом кладбищеблиз часовни в парке имения – князь Михайла Иваныч и цыгане Вайда с Татьяною).Князь Алексей, поселив в усадьбе управляющего-немца – умелого, бесстрашного ибессердечного, – дал ему полную волю во всех мерах, которые тот счел бы нужнымприменить для восстановления барского дома и всего разоренного хозяйства; потомотправил Лисоньку с мужем и малым сыном в Рязановку, а свою семью увез вЛюбавино, надеясь, что время когда-нибудь развеет воспоминания о кровавой резнев Ново-Измайловском имении.

Все больше привязываясь к Любавину, кое было и впрямь икрасиво, и расположено прекрасно, и в умелой руке приносило немалый доход,князь тем не менее теперь частенько подумывал о возвращении вИзмайлово-подмосковное, когда-то в горести покинутое Михайлой Иванычем, а ныневполне готовое к возвращению его наследников. Каждый год князь Алексейсобирался весной, по просухе, съездить туда, однако всегда находились дела,отменявшие его планы. К тому же императрица, озабоченная среди прочего исостоянием русских интересов на Балканах, нередко призывала князя Измайлова вСанкт-Петербург для совета и беседы, ибо мало кто в России так знал о положениибратьев-сербов и мало у кого так болела душа по этой разоренной славянскойстране. Впрочем, пока решение балканского вопроса ограничивалось одними лишьсоветами да беседами, хотя времени эти поездки у князя отнимали немало.

Шли годы, и многое забывалось. Все реже терзала княгинюЕлизавету тоска по погибшим Вайде и Татьяне, однако по-прежнему томилонедоумение: что же все-таки произошло той ночью, когда был схвачен старыйкнязь, когда чуть не погиб Алешка? Кто в сем повинен? Нет, Елизавета ипомыслить не могла, чтобы Татьяна решилась причинить вред ее сыну, но все чащемучило подозрение: а не повинна ли цыганка в пленении старого князя? Не она ливыдала его Аристову? Уж больно странно держалась Татьяна в тот вечер, странныеслова говорила, а при разговоре о мести, как теперь вспоминали Елизавета иМаша, и вовсе сама не своя сделалась… А ведь ей было, ох, было за что гневатьсяна Михайлу Иваныча, за что мстить ему, – вдруг да не удержалась? И святые,говорят, искушаются – Татьяна же отнюдь не была святой! Имя цыганки обрастало стечением лет новыми и новыми слухами – все более страшными, даже жуткими.Елизавета только удивлялась, откуда они берутся, хотя знала, что крестьяне дадворня горазды посудачить о всякой небывальщине. Даже ее дети порою слушали этибайки, уши развесив, – что же говорить тогда о всяких Наташках, Агафьях, Агапкахс Лукьяшками, да и о том же Гриньке?..

А Гринька, к слову сказать, так и прижился у Измайловых,превратившись из приемыша гулящей бабы Акульки в приемыша княжеского. Алексей иЕлизавета, обуреваемые благодарностью за спасение сына, находили, что и самоещедрое воздаяние будет малой ценою за такое благодеяние; а поскольку Алешанипочем не желал расстаться со своим новым другом и названым братаном [15], тои было решено: взять Гриньку с собой в Любавино и растить его вместе со своимидетьми, как родного. Так и случилось, так и повелось, и все скоро привыкли, чтовместе с баричами воспитывается приемыш.

А что? Люди и не к такому привыкают!