Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Полибий отнюдь не был демократом. Он, вслед за Аристотелем, считал, что «необузданная демократия» приводит к власти толпы (охлократии; это был термин его изобретения, от слова όχλος, которое и значит «толпа»), но не принимал предложенную философом политию. По его мнению, греческий полис вращался в вечном цикле тирании-демократии-охлократии.
Согласно Полибию, римлянам помогла вырваться из этого круга форма правления, в которой соединились наилучшие черты власти царей, аристократии и народа: римляне, как он выразился, «дали своему государству наилучшее в наше время устройство»[34]. Отметим это потому, что именно к трудам Полибия, а не к греческой политической мысли обратились отцы-основатели, создавая американскую конституцию 1787 г. Эта земле- и рабовладельческая элита не желала, чтобы в управлении участвовали простые граждане, которые могли помешать ей безнаказанно увеличивать свои богатства. Не просто так Сэмюэл Джонсон размышлял: «Почему-то мир так устроен, что о свободе громче всех кричат надсмотрщики негров»[35]. Отцы-основатели США могли называть то, что создавали, демократией, но вполне осознанно и очень далеко отходили от демократии античных Афин.
Та представительная система управления, которая и по сей день существует на Западе, имеет больше общего с Римом, чем с Афинами, и участие простых граждан в ее функционировании сильно ограничено.
Все сложно
Греческий историк Дионисий Галикарнасский утверждал, что так как Рим в основе своей был греческим городом, грекам не следует презирать римлян. Однако они их презирали, и притом от души. Сложно было мириться с любовью римлян к жестоким зрелищам. Греки не имели обыкновения посещать места публичных казней. Даже в их пьесах о чем-нибудь жестоком, как правило, сообщал вестник, а на сцене ничего такого не происходило (знаменитым исключением стали лишь «Вакханки» Еврипида, впервые поставленные перед самым окончанием Пелопоннесской войны). Грецию населяли граждане. В Риме же обитала неуправляемая толпа, которую можно было держать в подчинении только при помощи хлеба и зрелищ.
Римляне в свою очередь относились к грекам с опаской и пренебрежением — чувствами, обычными в нуворишах по отношению к чему-то старому, особенно когда это старое и есть источник их богатств. Своим процветанием Рим был обязан мародерству на войне, в том числе и захвату рабов, а также огромной дани, которую он накладывал на завоеванные народы. После битвы при Пидне в римскую казну потекло столько греческих денег, что на неопределенное время были отменены все внутренние налоги. Неудивительно, что греки вняли призывам Митридата к яростному сопротивлению.
Плиний Старший (23–79) в знаменитой «Естественной истории» упоминает, что римский историк и сенатор Катон (234–149 до н. э.) не жалеет уничижительных эпитетов в адрес греков и убеждает никогда не обращаться к греческим врачам, потому что они якобы преследуют цель убить неверным лечением как можно больше «варваров», то есть негреков. Катон считал, что награбленное в Греции и Малой Азии приводило к накоплению избыточных богатств и обесцениванию «истинных» римских ценностей.
Мало кто слушал его. Рим сделался величайшей, еще невиданной в мире империей, а его первый император, Октавиан Август, использовал военную добычу для возведения столицы, достойной своего государства. Он гордился тем, что «принял Рим кирпичным, а оставляет мраморным»[36], как выразился Гай Светоний Транквилл в «Жизни двенадцати цезарей».
В 30 г. до н. э. Греция, под названием «провинция Ахайя», официально вошла в состав Римской империи.
Греко-Римская империя(168 до н. э. — 330)
Греция, взятая в плен, победителей диких пленила[37].
В 117 г. Римская империя достигла вершины своего могущества. В ней проживало почти шестьдесят миллионов человек (примерно четверть населения тогдашнего мира), а правил ими император Адриан, страстный эллинофил. Весьма выразительна его статуя в Нимфеуме Олимпии. Нагрудный доспех украшен изображением богини Афины, которая стоит над волчицей, кормящей двух близнецов — основателей Рима. Та империя знала, сколь многим обязана грекам.
Впрочем, греческого в ней могло быть и больше. Если бы Марк Антоний со своей женой Клеопатрой победили Октавиана (впоследствии императора Августа) в битве при Акции в 31 г. до н. э., Александрия вполне могла бы стать столицей империи, а Рим — всего лишь главным городом своей провинции.
Так или иначе, в империи были греческие боги, греческие формы правления (хотя и не слишком демократичные), греческое искусство и на государственной службе, как правило, находились именно греки. Длинная история греков заложила основы представлений Рима о самом себе. Гомеровский период дал Риму его богов и сюжет для мифа об основании, «Энеида» Вергилия стала латинским вариантом гомеровской Одиссеи, представленным Августу в 19 г. до н. э. Гораций, появившийся на свет на пять лет позже Вергилия, воспитывался в Афинах и писал «Оды», следуя таким ранним греческим лирикам, как Пиндар и Сафо. Вскоре и Овидий пересказал греческие мифы в своих «Метаморфозах».
А что же полис? Римский полис, как и эллинистический, имел все внешние признаки греческого предшественника (агора, театр, бани), но никакой политической жизни в нем не было. Некоторые «вольные города» обладали кое-какой независимостью, но в конечном счете все замыкалось на императора. Адриан, горячо любя все греческое — в том числе молодого красавца Антиноя, статуи которого он воздвиг чуть ли не в каждом городе империи, — попробовал возродить классическое прошлое Греции, создав Панэллинский союз во главе с Афинами. Союз, впрочем, не сыграл никакой существенной роли.
Так или иначе Афины оставались мозговым центром Римской империи, оказывая влияние не только на таких поэтов, как Гораций, но и на императоров — от Нерона до Марка Аврелия. Вплоть до прихода христианства почти вся римская философия строилась вокруг двух греческих традиций: эпикурейской (Тит Лукреций Кар) и стоической (Сенека, Марк Аврелий).
Греки, занимавшиеся искусством и творившие в классических традициях, массово перебирались в Италию, где римская элита наполняла особняки и сады копиями статуй работы Фидия и Праксителя. Именно греческие архитекторы и скульпторы помогли Августу оставить свой город «мраморным», используя идеи и материалы, привезенные ими с родины. Наверное, неудивительно, что греческой сущности во всем этом не было. Как выразился Плиний Старший, портретная живопись, «благодаря которой наружность увековечивалась с наибольшим сходством… совсем перестала существовать»[38]. Да и не было создано римского эквивалента афинского Парфенона.
Если Афины были источником интеллектуальных удовольствий, то Спарта предлагала нечто другое. За военную поддержку, оказанную Риму в войне против Карфагена, она получила особый статус «вольного»