Я делал идиоту-роботу ужасные гримасы, чтобы отстал от нас,я хоть и царь природы, но не хозяин этого завода… вернее, я выше, так как царьприроды, а ты вали всего лишь к хозяйчику, предпринимателю, буржую, новомурусскому.

Робот повторил гулким басом откровенного дурака:

– Нитратов на две сотых процента больше нормы… Какприкажете поступить, масса?

– Да пошел ты, дурак, – прошипел я в бессилии. –Умолкни!

Робот повторил громко:

– Приказа не понял. «Да пошел ты, дурак» нет в моемсловарном запасе, господин мистер масса…

– Пошел вон, – сказал я отчетливо. – Принимай плавку,понял?

– Понял, – произнес он гулким металлическим голосом,что наполнил весь мартеновский цех. – Под вашу ответственность, босс! Позвольтевашу подпись…

– Черт бы тебя побрал, – выругался я. – Давай быстрееручку!

Тележка качнулась взад-вперед, мне почудилось, что роботвот-вот похлопает манипуляторами по бокам, но он лишь промямлил:

– Но… ручка… ручка всегда… А была же…

В дверном проеме рядом с первой фигурой возникли еще две,потом еще. Трое шагнули вперед, прислушиваясь. Оружие у всех на изготовку, яразвернулся, спихнув голову торкессы, не задохнулась бы, я все это времяприжимал ее лицом к своему животу… в его нижней части, попятился вдоль стены,торкессу ухватил за руку.

– Уходим, уходим!

Робот воззвал вдогонку голосом протестантского пастора:

– Но… как же без подписи? Это нельзя, это нарушение!

– Теперь все можно, – огрызнулся я. – А ты… получиподпись вон с тех, что идут сюда.

К счастью, все восьмеро в самом деле идут, а не бегут,пальцы на спусковых скобах, глаза обшаривают каждое удобное место, где можетзатаиться хотя бы хомяк размером с мышь-полевку. Идут красиво, картинновыпячивая мускулатуру, мачо на маче, еще малость, и можно принимать в любера,только еще клетчатые штаны бы всем…

Мы отбегали, прячась за массивными станинами, конструкциями,ковшами, старыми и новыми, которые еще не успели облепить изнутри огнеупорнойглиной. Цех кажется бесконечным, куда там подземным ангарам со взлетнымиполосами, именно здесь видишь размах индустриальной эпохи, бесшабашную удаль ипофигизм человека огня и металла, которому все эти зеленые пингвины до одного,а то и до другого места…

Торкесса тоненько вскрикнула. Я проследил взглядом, похолодел,несмотря на жаркий сухой воздух. С этой стороны ворота замурованы, вход толькос той стороны. Вот почему те идут очень неторопливо.

– Да, – согласился я, – зажали нас… Впрочем, из любогоположения есть по меньшей мере два выхода.

– Из любого? – переспросила она с недоверием.

– Из любого, – заверил я. – Даже если сожрут насзаживо, и то у нас два выхода…

Она нахмурилась, стараясь понять, как же это, а я провелрукой по щеке, ладонь укололо щетиной. В задумчивости помял подбородок, небрился уже три дня, но достаточно ли для небритого героя? Рискованно, еслиотросла недостаточно, могу не успеть пробежать под выстрелами от сарая и дообеда, а если щетина как минимум двухнедельной давности, то я гарантированносмогу стрелять с двух рук и ни разу не промахнуться. Да, а потом, когдазакончатся патроны, а врагов станет почему-то еще больше, я посмотрю напистолеты с недоумением, помедлю, а потом с проклятием швырну под ноги. Ипобегу. Побегу, пригибая голову и закрываясь от пуль руками и локтями.

Взглянул вверх, туда тянется железная лесенка, видно всюнасквозь, как скелет динозавра. Там, на верхотуре, еще один этаж, дляшихтовщиков и завальщиков, а оттуда, может быть, удастся еще куда-нибудь. Здесьже точно никуда не удастся. Или точно – куда…

Я еще раз пощупал щетину. Знал бы, неделю бы не брился, атак я полуинтеллигент-полугерой, что весьма чревато боком. По крайней мере,рискованно.

– Сиди здесь, – велел я.

– А ты?

– Побегу наверх, – объяснил я. – А потом промчусь на тусторону. Они тоже побегут здесь снизу, а ты тем временем как можно быстрее поэтой же лесенке. Я постараюсь увести их как можно дальше, но особо на это нерассчитывай, карабкайся быстрее, а то заснешь на ходу… Что-то ты какая-топоэтическая!

Она вспыхнула, но я надавил на ее плечо, выскочил и побежалк лесенке. Меня заметили не сразу, я старался держаться за мартеновской печью,но с десятой или двадцатой ступеньки меня узрели, заорали, побежали толпой, какбараны, лишь потом открыли ураганный огонь. Лестница наполнилась металлическимгрохотом, звяканьем, лязгом, жужжанием. Везде сверкают искры, словно с обшивкойкосмического корабля сталкиваются мелкие метеориты, я несся через триступеньки, закрываясь от пуль локтями, руками, ладонями, отмахиваясь обеимипятернями, жмурясь, чтоб не попало в глаз, что за идиоты, богачи какие, ведькаждый патрон обходится в пять долларов, а они палят и палят…

С третьего пролета побежал, несмотря на подбадривающийогонь, уже через две ступеньки, а потом и вовсе через одну. Когда оставалсяодин пролет, я едва тащился, с тоской думал о тех идиотах, что ежегодноустраивают соревнования: кто быстрее пробежит по лестнице на Эйфелеву башню, наЭмпайр, на Останкинскую…

На этаж выполз на брюхе, хрипя и подтягиваясь на руках, чтовсе это время отдыхали, гады, разве что иногда хватались за перила. Лежатьнекогда, поднялся на трясущихся ногах, из обугленного жаром рта одни хрипы,побежал, как старая замерзающая улитка от горячего эстонского парня. Снизу тутже прогремели новые очереди, пули дырявили пол, а в низком своде выбиваютширокие лунки, из крупнокалиберных бьют, сволочи.

Впереди раздался грохот, в полу возникла дыра. Снаряд ударилв бетонный потолок, пробил дыру… впрочем, зарешеченную прутьями арматуры.Посыпалась бетонная крошка, я с разбегу перепрыгнул, снизу радостно заорали, ноя тут же метнулся в сторону, а по тому месту, где я побежал бы по прямой, какбудто прошлась в три ряда гигантская швейная игла, пробивая пол с такойлегкостью, словно он из гнилого полотна.

Я отыскал массивную металлическую крышку, три метра вдиаметре, не пробить и крылатой ракетой, упал в изнеможении. Пули продолжаливспарывать пол, превращая в сито. Если бы даже здесь пряталась мышь размером сгонконгский микроб гриппа, ее наверняка бы подстрелили с двух сторон. На этом этажепол продырявили верхушки доменных печей, мартенов и конвертеров, в нихуглеродистую сталь превращают в высокоуглеродистую. Всюду разбросаныодноколесные тачки, лопаты с засохшим цементом, остатки старых спецовок.

Я старался восстановить дыхание, отсюда видно в щель, какдалеко внизу крохотная фигурка торкессы выскочила из укрытия и бросилась помоим следам. Мое сердце сжалось, надо было раньше, намного раньше, когда ятолько-только вылез наверх и уводил погоню, а сейчас они снова вернутся к ней…