Совсем близко донеслись голоса. Я затравленно оглянулся. Накраю дыры, которую я перепрыгнул, появился крюк, тонкий линь спускается вниз,подрагивает, натянутый очень туго. В страхе, что не успею, я подбежал,пригибаясь без нужды, из отверстия как раз показалось круглая голова,обвязанная платком. К счастью, голова смотрела в другую сторону, я одной рукойухватил за ствол автомата, ногой с наслаждением саданул в темечко.

Линь задрожал, пальцы удальца разжались, с жутким воплемсорвался вниз, сшибая всех, кто карабкался следом. Уже с автоматом в руках я снапряжением следил за торкессой. Внизу только тот элегантный гад, который босс,он увидел ее издали, повернул обеими руками крупнокалиберный пулемет, я видел,как все его крупное тело затрясло от выстрелов. Крупные, как огурцы, гильзыфонтанчиком взлетели вверх, грохот наполнил цех.

Она вскрикивала, отползала, такая прекрасная,одухотворенная, возвышенная. Гад радостно хохотал и строчил из тяжелогопулемета. От пуль высекались искры, это было похоже на бенгальские огни. Онанаконец увидела железную лестницу, ведущую вверх, бросилась по ступенькам, гадвыпустил вслед целую очередь, что уже изрешетили бы броню танка. Пули с визгомрикошетили от железных ступенек, мне показалось, что там на всех ступенькахработает электросварка.

Гад с рычанием отшвырнул пулемет, выхватил гранатомет ивыстрелил в сторону убегающей фигурки. Ракета с визгом ударила в плиту над ееголовой, сорвала и унеслась, а торкесса, едва не сорвавшись вниз от испуга,побежала дальше.

Гад заорал злобно, я видел, как он повел широким стволом,оттуда вырвались один за другим три столба огня, понеслись вслед за тремяракетами, способными остановить танк или сбить новейшийистребитель-бомбардировщик. Торкесса закричала жалобно, как молодой заяц.

– Пригнись! – заорал я. – А теперь влево… Нет,вправо!..

Она прыгала, увертывалась, ракеты вспарывали воздух совсемблизко, одна зацепила за край облегающего костюма, торкесса едва удержалась наногах, но успела ухватиться за поручни. Ракета, вырвав клок, свернула в сторонуи с грохотом взорвалась, ударившись в бетонную стену.

Торкесса наконец выбралась наверх, почти не запыхалась,только жаркий румянец на обеих щеках, бежит в мою сторону, оставшись в розовыхтрусиках и таком же розовом лифчике, грудь высоко подпрыгивает, мышцы надлинных стройных икрах играют, а красные волосы растрепались и красиво струятсяпо воздуху. Она бежала длинными плавными прыжками, зависая в воздухе, словнопередвигалась по Луне, у меня сердце щемило от нежности.

На повороте задела бедром зазубренные от множества пулевыхпопаданий перила, я успел увидеть мелькнувший клочок. Сорванные железомразорванные трусики остались на перилах. Торкесса неслась ко мне, как Афродита,бегущая от тираннозавра-рекса.

– Вниз! – крикнул я.

Она мигом упала плашмя, над ней пронеслись две огромныеракеты. Торкесса тут же подхватилась и помчалась, а на металлическом полуостался, зацепившись за ржавые шляпки заклепок, розовый лифчик. Крупные грудиэротично колыхались на бегу, все ее тело настолько волнующее и нежное, что язастонал от сильнейшего желания, от просто невыносимого желания тут же прибитьэтого гада, эту сволочь…

Я встал во весь рост, крикнул взбешенно:

– Лилея, пригнись!

Автомат затрясся в моих руках, струя крупнокалиберных пульушла над головой босса. Он успел нырнуть за тяжелую станину пресса, а когда япеременил позицию и постарался достать сверху, там уже пусто. Сердце моепохолодело, я оглядывался в панике, знаками велел торкессе спрятаться зачем-нибудь массивным, что крупнокалиберные пули не пробьют, как папироснуюбумагу.

Она взглянула вопросительно, перевела недоумевающий взглядна свою высокую грудь, ее пальцы коснулись изгиба восхитительного бедра, сновапосмотрела на меня с непониманием во взоре:

– Здесь?

– Спрячься, дура, – прошипел я. – Он поднимаетсянаверх… если уже не поднялся!

Она затаилась, я сбросил рубашку, бросил ей, показываязнаками, чтобы оделась, дура, так женщины выглядят еще эротичнее, а голые, чтоголые, мы все рождаемся голыми, это не так интересно.

Пока она одевалась, укрывшись за массивной станиной, я изовсех сил напрягал слух, но рядом двигаются огромные поршни, чавкает, хлюпает,брызгает горячим маслом. С другой стороны вращается огромное колесо маховика,тяжелое, как православие, скрипит проржавевшими догматами, я отбежал нацыпочках, уши на макушке, глаза врастопырку, обогнул массивный пресс, сердцерадостно подпрыгнуло.

Впереди крадется фигура, двумя руками держит пистолет, тожеготов ко всем неожиданностям, кроме тех, что сзади, уши на макушке, глазаврастопырку, в чем-то моя копия, но только я на стороне Добра, видно по моемуторсу и благородному лицу, а он весь из себя злодей, даже крадетсяпо-злодейски.

Я тихохонько догнал, шум от работающих машин глушит звукшагов, сказал негромко:

– Не там ищешь…

Он резко обернулся, но приклад автомата уже двигался порассчитанной траектории. Они встретились в точно заданной точке: приклад и неменее массивная челюсть. Хрустнуло, но приклад выдержал, а челюсть – нет. Боссотшатнулся, пальцы разжались, пистолет выпал. Я подхватил его ударом ноги налету и отправил в угол.

– Ты не…

Вторым ударом я попал в переносицу. Тоже прикладом. Босспокачнулся, колени подогнулись, он завалился лицом вниз. От удара дрогнулметаллический пол, быстро растеклась кровавая лужа, похожая на Крабовиднуютуманность.

Я стоял над телом, настороженно выискивал взглядом торкессу.Что это последний, сомнений нет, босса всегда убивают в конце, но как бы этаворона… красивая ворона, правда, да еще с такой фигурой, если честно… как бы несунула палец под пресс, не сломала каблук или, что куда страшнее, не попортиламаникюр, то-то визгу будет.

Босс зашевелился, начал подниматься, я проворонил, и, толькокогда он выпрямился во весь рост, в глазах изумление, я замахнулся кулаком вчелюсть, вместо этого ударил ногой в пах. Он перегнулся от боли, прохрипел ввеликом изумлении:

– Запрещенный… прием…

– Теперь все отпрещено, – отрубил я. – Понял?

И с размаха саданул ногой в челюсть. Он рухнул на спину, яподпрыгнул и пару раз с силой саданул по ребрам. Захрустело, словно кубинцыснова ломают сахарный тростник голыми руками. Он вскрикнул:

– Лежачего?

– А я сторонник восточных единоборств, – ответил янагло. – Сейчас Восток на марше, а мы все демократы!

– Демо… кра… ты?

– Ну да, – ответил я, – теперь можно и ниже пояса, и вспину, и лежачего!

Торкесса подбежала, держа в руках, молодчина, пистолет.Правда, несла брезгливо, как лягушку, от которой бородавки и морщины. Яухватил, не глядя, сунул за пояс.