– Завтра, разумеется? На больших маневрах?

– Конечно. Все подготовлено с величайшим тщанием. Ябуду стоять на обычном месте в свите, за спиной нашего сатрапа, и как толькодвинутся с места преображенцы, история Российской империи самым решительнымобразом переменится. Это мне суждено ее переменить!

– Я несказанно восхищена тобою, милый, –пролепетала Ольга, лежа в грациозной позе и ради вящего эффекта спустив слевого плеча край прозрачного просторного платья так, чтобы у адъютанта безпосторонних понуканий отшибло остатки здравого соображения даже во сне. –Кто бы мог подумать, что мне суждено полюбить столь великий историческийперсонаж… Ты как тираноборец в древней истории, мой славный Брут… А что будетпотом, когда не станет тирана?

Она чуточку освободила Вистенгофа – ровно настолько, чтобыон вновь начал вольничать руками.

– Я тебе признаюсь честно: это не мое дело, что будетпотом, – хрипло прошептал ей на ухо адъютант, без особой фантазии шаряладонями по ее телу. – Мне досталась самая славная часть предприятия, аскучные подробности пусть заботят других…

– Но мне интересно…

– Я, право, не знаю, прелесть моя. Тебе бы поговорить сротмистром Темировым…

– Это тот усач, из лейб-гусар?

– Именно. Такие, как он, и занимаются скучнымиподробностями, суетой и возней, перемещением войск и черт знает чем еще… Говорютебе, мне эта проза жизни решительно ни к чему. Я был избран для великогопредприятия, на черта ли мне остальное? Я и без того буду овеян несказаннойславой, мне твердо обещано… Моя роль в новой империи будет… Ах, да оставим это!Ты так прелестна… Не скинешь ли это глупое платье? Я никогда еще не видел лесныхфей…

«И наверняка больше в жизни не увидишь, болван», –подумала Ольга, бесцеремонно скидывая со своей груди назойливые ладони иприслушиваясь к тому, что осталось за пределами разыгравшейся во сне комедии.Что-то беспокоившее ее появилось на дальних подступах и ко сну, и к яви. С чемэто можно сравнить, она не знала: то ли далекий-далекий, на пределе слышимости,неприятный звук медного рожка, трубившего некий беспокоящий сигнал, то лизамаячившее на горизонте нечто – черное пятно на фоне безмятежной лазури. Влюбом случае это было неприятное ощущение, тревожащее – ну, а поскольку онаузнала, пожалуй, все, что требовалось, следовало опустить занавес и покинутьсцену, благо не имелось зрителей и ждать аплодисментов не приходилось…

Солнечный луг помаленьку растаял, Ольга вновь оказалась втемной спальне и тихонечко принялась бормотать себе под нос, перемещаяадъютанта из увлекательного сна в совершеннейшее забытье, где не было ни яркихцветов, ни очаровательных фей, вообще ничего.

Беспокойство нарастало, и Ольга, не в силах емупротивостоять, сделала шаг к окну, распахнула на расстоянии створки, выплыланаружу, прикрыла окно за собой, опять же не прикасаясь к нему руками,задержалась на миг в воздухе, вертя головой, пытаясь определить, откуда исходяттревога и угроза…

Три черных тени, как будто обведенные по контуру слабосветящейся каймой, обрушились на нее сверху, из ночного неба, размыкаясь,словно настигшие зайца борзые. Невольно ойкнув, Ольга рванулась прочь спроворством, на какое только была способна – ее обдало таким порывом злобы ивраждебности, что не следовало задерживаться ни на миг. И гадать, с кем ее насей раз столкнула судьба, не следовало – побыстрее унести ноги, вот и все…

Ветер посвистывал в ушах, гудел потревоженный воздух,выжимая слезы… Она неслась высоко над крышами, всем своим существом ощущаянакатывавшую сзади лютую ненависть, в которой не было ничего рассудочного,словно ее преследовали некие животные.

Наконец Ольга решилась оглянуться – по пятам за ней,бесшумно и стремительно, неслись три черных силуэта, более всего, пожалуй,напоминавшие птиц, а вернее – их гротескные подобия… Темнее окружающего мрака,плоские, как доски, окруженные зеленовато-желтой светящейся каемкой, с которойсрывались, улетая прочь, длинные искры, они то и дело раскрывали длинные клювы,светящиеся изнутри, в которых виднелось нечто вроде острых зубов…

Твари не отставали. Это был бешеный полет, жуткая гонкавысоко над крышами… Сделав отчаянный рывок, Ольга обогнула высокий куполкакого-то здания: еще миг – и она расшиблась бы о него насмерть. Она судорожнопыталась овладеть ситуацией, здраво оценить свои дальнейшие действия, но гонкабыла столь отчаянной, что никак не удавалось собраться с мыслями. Одно ей былоясно: ее догоняет если не смерть, то нечто дьявольски опасное, способноепричинить непоправимый вред…

– Ай! – невольно вскрикнула она.

Левую ногу пониже колена словно огнем обожгло – одно изчудовищ коснулось не то клювом, не то зубами… Ольга наддала, наскольковозможно, всей кожей ощущая, что ее вот-вот схватит нечто невероятно холодное,злобное, хищное…

Редкие огни внизу сливались в сплошные полоски, пунктирныелинии, зигзаги… Впереди слабо засветилось что-то громоздкое, правильныхочертаний…

Осколочком смятенного сознания опознав золоченый куполИсаакия, Ольга резко повернула к нему, ведомая не рассудком, а некимиинстинктами. Хриплые каркающие звуки наплывали сзади, раздирая ночную тьму уженад самым ухом.

Выгнувшись, почти вертикально встав в воздухе, Ольга резкозатормозила и больно ударилась о подножие золоченого купола.

Она оказалась у высокого, по пояс, каменного парапета, наузкой площадке между ним и куполом собора. Прижавшись спиной к холодному, как лед,куполу, раскинув руки, решилась посмотреть, что происходит вокруг. Всенеприятные ощущения от приземления-падения на крышу собора как рукой сняло –она с превеликой радостью обнаружила, что черные птицеподобные силуэты, которыхбыло уже пять, кружат далеко от собора.

Ольга счастливо улыбнулась, облегченно вздохнула, закрыв намиг глаза. Смутная догадка не подвела: эти создания не смели приблизиться кцеркви, а вот с ней самой не происходило ничего неприятного, ее этовеличественное здание по крайней мере не отвергало, что вселяло надежды набудущее…

Она успокоилась настолько, что показала язык крутившимсяпоодаль тварям и фыркнула:

– Что, съели?

Ей ответил раздраженный клекот: черные твари издали целилиськлювами в ее сторону, временами выпуская длинные зеленоватые искры – недолетавшие, однако, до стен Исаакия.

Выходит, к Вистенгофу на всякий случай приставили сторожей –оконфузившихся прежестоко, впрочем. «Вы не всемогущи, господа, – подумалаОльга со злорадством, – вы определенно, как и я, вынуждены подчинятьсянеким ограничениям, держаться в неких рамках, и я, колдунья-новичок, вам покачто не по зубам… Ну конечно, будь иначе, вы бы не разводили условностей, недействовали потаенно, вы бы давно заполонили все и господствовали над землей ичеловечеством… пережитки клятые!»

Однако под влиянием ночной прохлады, тишины, при видебезостановочного скольжения поблизости черных силуэтов – Ольга начала грустить.Сейчас она в безопасности… но ведь придется выбираться отсюда. Нетрудноспуститься вниз, на улицу – но вряд ли ее оставят в покое, когда она окажетсяна мостовой. Или попробовать все же? Нельзя же остаться на крыше после восходасолнца – это зрелище не для добрых (и не особенно) петербуржцев…