Небо было уже не черным, а жемчужно-серым, а на востоке ещесветлее. До рассвета оставалось всего ничего…

Пора решаться. Ольга еще раз огляделась: ну да, занимаемоесобором пространство значительно обширнее купола, кто бы сомневался…

Оживившиеся твари приблизились, маяча у незримого рубежа,надежно державшего их в отдалении. Ольга, вздохнув, встала на парапет испрыгнула вниз. Миновав карниз, медленно опустилась на верхнюю широкуюступеньку у подножия колонны.

Твари кружили теперь на уровне ее лица. Хотя стало чуточкусветлее, Ольга по-прежнему не могла их рассмотреть, добавить что-то новое кпервым впечатлениям: плоские черные силуэты, слабо светящиеся пасти, хриплыекаркающие звуки, исполненные злобы…

Избавление наступило, когда небо стало светло-серым, когдаисчезли звезды, но полностью еще не рассвело. В один прекрасный миг стая черныхтварей вдруг испустила вопль, в котором слышалась разочарование, и, сбившись вкучу так стремительно и плотно, что походила теперь на смазанную черную полосу,метнулась на юго-запад, в момент исчезнув с глаз. Какое-то время Ольга, подозреваяподвох, не трогалась с места, но, видя, что серые оттенки неба понемногуначинают превращаться в первую голубизну, все же решилась. Медленно спустиласьпо ступеням, а потом, глядя вверх, пересекла некую черту.

Наступило то самое время, когда полагается наконецпрокричать уважающим себя третьим петухам – но где же их услышишь в самомцентре огромного каменного города…

Ольга колебалась, прикидывая, что делать дальше. Всенеобходимое для выполнения плана находилось в домике на Васильевском – игусарский мундир, и купленная загодя верховая лошадь по имени Бедуин. Нетникакой необходимости возвращаться в княжеский особняк – убедительноеобъяснение своего отсутствия можно будет придумать потом, до сих пор тайныеотлучки сходили ей с рук, есть надежда, что и на этот раз пронесет… Сие в концеконцов несущественно – ведь большие маневры начинаются сегодня…

А значит, именно сегодня заговорщики начнут действовать понамеченному плану. И флигель-адъютант Вистенгоф, если еще не проснулся, товскорости непременно проснется – и, надевая со всем тщанием парадный мундир,спрячет под него тот самый кинжал с затейливой рукояткой, который она прекраснозапомнила, быть может, на всю оставшуюся жизнь…

Уже не колеблясь, Ольга оттолкнулась обеими ногами, взмыла ввоздух, поднялась повыше над крышами и со всей возможной скоростью помчалась всторону Васильевского. Те люди, что могут появиться на улице в столь раннийчас, в большинстве своем возвращаются по домам после ночи, проведенный вувеселениях, сопряженных с винопитием. А потому они скорее всего решат, чтопронесшаяся высоко над крышами человеческая фигура им попросту почудилась врассветный час, когда все очертания зыбки и неуверенны, когда весь мир вокругкажется чуточку нереальным…

Пролетая над Невским, Ольга увидела идущую по немугвардейскую конницу, заранее, надо полагать, выдвигавшуюся на место маневров.Но ее саму вряд ли кто-нибудь углядел – кавалеристы на марше не имеют привычкитаращиться в небо, они как-никак не ученые астрономы и поглощены земнымизаботами, особенно в столь знаменательный день…

Бедуин вдруг остановился, сбившись со спокойной рыси,неловко переступил передними ногами, как-то странно затоптался на месте. Ижалобно заржал, высоко поднимая голову.

Ольга оглянулась. На дороге, по обе стороны которой тянулисьаккуратно подстриженные деревья, ни единой живой души, ни единого существа…

– Ну что ты, дурашка? – недоуменно спросила она,похлопала коня по шее и легонько дала шенкеля.

Бедуин все так же топтался на месте, вскидывая задом, ржал ихрапел, будто пришитый к этому участку дороги, совершенно ничем непримечательному.

Где-то далеко-далеко пропела труба – едва слышно. Ольгасквозь зубы отпустила пару словечек, в теории не знакомых благовоспитаннойбарышне, но привычных для всякого гусарского корнета. Пришпорила коня.

Бедуин взмыл свечкой, так что пришлось приложить усилия,чтобы удержаться в седле. Передние ноги коня как-то странно были прижаты одна кдругой… Что-то тускло сверкнуло в воздухе…

Присмотревшись, Ольга решительно спрыгнула с седла и, зажавна всякий случай повод в кулаке, присела на корточки. Поневоле выругаласьвторично.

Передние ноги Бедуина оказались спутаны – да что там,буквально замотаны от бабок до колен чем-то вроде полупрозрачного клубка изслабо светящихся нитей алого и зеленого оттенка. Что бы это ни было, конь немог двигаться дальше – а у Ольги уже через миг не осталось никаких сомненийкасательно того, что это было. То есть, сути она не понимала, но видела, чтостолкнулась с чем-то пакостным…

Она быстренько прикинула свои шансы. Если оставить все какесть и кинуться бегом… Нет, не успеть. Все же пробежать нужно несколько верст,можно опоздать…

Ругаясь сквозь зубы, она принялась распутывать этот поганыйклубок – в меньшей степени руками, хотя и руками приходилось помогать.Временами она шипела от боли – чертовы полупрозрачные нити обжигали пальцы, каккрапива, и, казалось, точно такие же уколы то и дело вторгаются в сознание –дело шло туго. Все равно что распутывать в темноте, исключительно на ощупь,самый обычный клубок толстых, колючих шерстяных ниток – не видя хотя быприблизительно, удалось ли ухватить кончик и есть ли он вообще.

Бедуин время от времени жалобно ржал, переминаясь с ноги наногу, – но, в общем, стоял смирно.

– Потерпи, миленький, я стараюсь… – прошепталаОльга чуть ли не со слезами в голосе.

Она погрузила пальцы в переплетение светящейся пакости – ичто есть сил дернула, в переносном, конечно, смысле, прилагая все свое умение.Пальцы обдало жгучей болью, как крутым кипятком. Но дело неожиданно пошло налад, клубок поддался, словно распоротый с одного бока. Ольга, ободрившись,удвоила усилия. Хорошо еще, на дороге так никто и не появился – человекупостороннему, несведущему открылась бы странная картина: гусарский корнет,присев у передних ног коня, ожесточенно сражается с пустым пространством, будтотесто невидимое месит…

Извивавшиеся полупрозрачные нити норовили сомкнуться, ноОльга ожесточенно драла их всеми десятью пальцами, отбрасывала далеко всторону, на обочину. Рук она уже не чувствовала, словно они онемели по самыезапястья, залившая ладони боль сомкнулась в одно сплошное жжение и покалывание,ну в точности как от крапивы. Девушка уже притерпелась, трудилась, ничего невидя вокруг.

Вот и все, кажется. Бедуин радостно всхрапнул над ееголовой. Обочину устилали обрывки алых и зеленых полупрозрачных нитей – они ужене стремятся слиться в единое целое, вяло извиваются, как издыхающие черви,понемногу истаивают, растворяются в воздухе, оставляя после себя лишь тусклоесияние, вот уже их почти и не видно, а там и обочина очистилась, нет ничего,кроме сочной зеленой травы…