– Сопротивляться надо было, – сказалаОльга. – Что, у тебя нет ни капли собственного достоинства?

– Да навалом! – саркастически протянулосущество. – Из ушей брызжет! Можно подумать, я ему могу высказыватьсобственные претензии и иметь свои желания, отличные от евонных… Ты что,новенькая? – Существо зашевелило носом, словно принюхиваясь, шумно истарательно. – Ага-ага, то-то и усердия не по разуму… Новичком шибает затри версты… Не наигралась еще? Ну что я тебе сделал? Отпусти, тут жжется…

– Не сдохнешь, я полагаю, – решительно сказалаОльга. Чуть подумав, продолжила вкрадчиво: – А не скажешь ли, гость дорогой,как твое честное имечко? Неудобно как-то получается: беседуем по душам, какстарые добрые приятели, а я и понятия не имею, как тебя звать-величать…

Краем глаза она поглядывала в окно, да и другие чувства неоставляла в праздности. Пойманное ею существо, пусть Ольга слабо себепредставляла, с кем именно встретилась, все же никакой угрозы не представлялопо причине своей незначительности – уж это-то она могла определить. Но следоммог пожаловать и кто-нибудь посерьезнее, поопаснее…

– Ишь чего захотела! – фыркнуло создание. –Имя ей подавай… А потом, зная имя, ты из меня веревки будешь вить, какнекоторые?

Рассердившись было, что ее хитрость моментально разоблачили,Ольга вдруг придумала великолепнейшую каверзу. Что-то ей назойливо шептало:умом подобные не блещут…

– Успокойся, – сказала она. – Мне просто былоинтересно, скажешь ты сам или начнешь кочевряжиться. Ты, бедненький, этого незнал, но господин Нащокин был настолько откровенен, что тогда же мне твоеимечко назвал…

– Прохвост! – возмущенно ахнуло создание.

– Совершенно с тобой согласна.

– Мерзавец!

– Как говорится, в яблочко… – сочувственно кивнулаОльга. – Ну кто бы сомневался…

– Он так и сказал – «Нимми-Нот»?

Загадочно улыбаясь, Ольга помедлила с ответом, потом решиларискнуть. Убрала одним движением клетку и, прежде чем ошарашенная тварь успелаосознать изменения и предпринять что-либо к собственной выгоде, вытянула руку:

– Живо сюда, Нимми-Нот!

Она готова была вмиг либо накрыть незваного гостя клеткой,либо, если он окажется проворнее, закрыть окна «решетками», но партия была ибез того выиграна: мохнатый Нимми-Нот поплелся к ней на задних лапках,остановился в шаге от кресла и, понурив голову, печально поинтересовался:

– Чего изволите?

Ольга окончательно уверилась, что победила, – влип,дуралей, по собственному тугодумию…

– Ты совершенно прав, – сказала она. – Можносказать, я новенькая. Но даже мне теперь понятно, что, если ты вздумаешьудрать, я тебя, зная твое имя, быстренько верну назад, и ничего хорошего тебя вэтом случае не ожидает…

– Знаю, – уныло отозвался Нимми-Нот.

– Приятно иметь дело с умным собеседником… –сказала Ольга. – Так что же, поговорим свободно и непринужденно? Коли уж,прости за циничную откровенность, деваться тебе все равно некуда, друг мойНимми-Нот?

– Куда денешься… – проворчал тот. – Опятьначалось… Тебе что нужно – клады? Или кому-нибудь устроить что-нибудь…недоброжелательное?

– Ты, может, и удивишься, но клады я могу искатьсама, – сказала Ольга. – И пакости кому-то, если уж нужда такаявозникнет, предпочитаю устраивать сама…

– Тогда зачем ты меня ловила?

– Говорю тебе, из чистого интереса. Хотела узнать, чтоты за создание.

– Узнала… Легче стало? Нашла дурачка… – унылопротянул Нимми-Нот. – Вы же испокон веков таких, как я, используетеисключительно к собственной выгоде. Нет, мне приятнее думать, что случаютсяисключения, но что-то я на своем веку исключения видывал редко…

– Но ведь видывал?

– Редко.

Одним молниеносным движением он взмыл на подлокотникмассивного Ольгиного кресла, удобно там расположился, оказавшись совсем рядом.Ольга и не подумала отшатнуться – было бы кого опасаться… Мохнатая мордочкавовсе не выглядела страшной. И пахло от создания вполне приемлемо – чистойсухой шерстью.

Мордочка сделала кругообразное движение, при этом нос усиленношевелился, словно меха мужицкой гармони.

– Кто тебя знает, – задумчиво протянулНимми-Нот. – Вообще-то от тебя, и правда, шибает любопытством и не болеетого, но кто вас разберет, может, ты особенно хитрая… Научен горьким опытом.

– Сердце разбито, бедняжечка?

– Научен, и все тут. Знаю я вашу породу. Или тысказочек начиталась? Мужик, каждый вечер ставит блюдце молочка, а мы ему вблагодарность всю ночь убираем в доме…

– По правде, доводилось мне читать что-то подобное.

– Ага, жди! – фыркнул собеседник. – Нет,никто, конечно, не против, если так сложится, – честная плата занормальную работу, чего ж не поубирать. Молочка, знаешь ли, хочется, а у самойкоровы его не допроситься – не любят они нас, может так брыкнуть, что ребер несоберешь… Нет, я имею в виду, попадаются и такие, что в самом деле платятмолоком или кашей за ночную уборку и ничего больше не домогаются, но таких одинна сотню наберется, а то и меньше. Остальным, чтоб их молния спалила со всемхозяйством, обычно нужно совсем другое: корову у соседа уморить или хотя быизурочить, чтобы молока не давала, посевы попортить, домашнюю птицу поморить,амбар спалить и тому подобное… А мы, между прочим, на добрую половину такихподвигов изначально не способны… но разве ж объяснишь иному?

– Интересно… – задумчиво сказала Ольга. –Речь у тебя правильная, грамотная вполне…

– А чего же ты хотела? Я ведь не безмозглое животное.

– Может, ты и читать умеешь?

– Не обучен.

– А кто ты вообще такой? Домовой?

– Ну, можно называть и так, хоть это будет не совсемправильно…

– А все-таки?

– Ну, брашок я! Доподлинный: неподдельный, ученоговоря, классический брашок, вот тебе и весь сказ. Легче стало?

– А что такое – брашок?

– Брашок – он и есть брашок. Вот ты мне объяснишь, чтотакое человек? То-то… Я, красотка, пережиток. Так меня называет один ученыйгосподин…

– Ты и с учеными общаешься?

– С одним-единственным. Попробуй не пообщайся, когдаон, прохвост, вызнал мое имя… Вот и приходится для него делать кое-какуюработенку…

– Интересно, какую?

– Да не лезь ты в чужие дела! Меньше знаешь – крепчеспится. Слышала такую премудрость? Так вот: если тебя интересует, я –пережиток, осколок седого прошлого, как выражается мой ученый работодатель.Когда-то мир был совсем другим… пока вы, двуногие, не взялись его корежить подсебя. Совсем другой был мир, в нем жило превеликое множество… всяких,разнообразных. Теперь одних – жалкие остатки, а от других и памяти не осталось…Ты, между прочим, тоже пережиток, так что не задирай нос. Таких, как ты, все меньшеи меньше, мы с тобой, если хочешь знать, в одинаковом положении.