— Гм-м… — только и смог протянуть Джо.

Ему было трудно представить себе, о чем говорила Кейт. Вдоме, где он вырос, царил самый настоящий хаос. До сих пор он не мог безсодрогания вспоминать грязные стены, ободранные обои, рассохшуюся мебель изалежи гниющих объедков по углам. Его троюродные братья и сестры ходили влохмотьях; пока были маленькими, они все время плакали, а став побольше —принялись ссориться и драться. В подобной обстановке жить было практическиневозможно, ему же приходилось тяжелее всех. Поэтому, уйдя из дома, Джовздохнул с облегчением: никто больше не ругал его, не говорил, сколько с нимпроблем и расходов, не грозил отправить в приют, где в одной комнате жилитридцать детей. Полюбить своих приемных родителей Джо так и не сумел — он былуверен, что рано или поздно они исполнят свою угрозу, а потому считал, чтоособенно привязываться к кому-то из них не стоит. Со временем подобноеотношение к людям вошло у него в привычку, так что, даже став взрослым, Джо неспешил обзаводиться друзьями. Лучше всего он чувствовал себя, когда ему никтоне докучал.

— О такой жизни, как у тебя, мечтают многие, —сказал он. — Только, к сожалению, не каждый понимает, что это такое насамом деле. Большинство людей на твоем месте свихнулись бы со скуки.

В самом деле, нарисованная Кейт картина была слишком близкак идеалу, а Джо был глубоко убежден, что любой идеал есть вещь в высшей степенинефункциональная. Создайте идеальные условия растению, поместите его подстеклянный колпак, и оно вырастет чахлым и бледным, в то время как его выросшийпри дороге собрат будет цвести пышным цветом — если, разумеется, не погибнет отночных заморозков или палящего солнца. То же и человек: помещенный в слишкомтесные рамки, он может сойти с ума или превратиться в эгоиста, в моральногоурода. Джо понимал, что отец и мать любили Кейт, старались, чтобы у нее быловсе необходимое, и вовсе не собирался судить их слишком строго. И все жерезультат был налицо: Кейт всей душой стремилась в колледж, дававший ейотносительную независимость.

— А если бы у тебя были свои дети, Кейт? — спросилон. — Как бы ты их воспитывала?

Вопрос был не из простых, и Кейт задумалась.

— Я не сомневаюсь, что очень любила бы их, —ответила она после минутного молчания. — И все же я бы постаралась помочьим стать тем, кем бы они сами хотели, а не тем, кем бы хотела их видеть я.Пусть бы они были собой — только собой. Я бы позволяла им делать то, что имбольше нравится. Даже если бы они захотели летать, как ты, я бы не возражала.Конечно, я бы волновалась за них, но я не стала бы говорить, что это опасно,что это не принято и что они должны заняться чем-то более привычным и надежным.По-моему, у родителей вообще нет никакого права решать за детей, не говоря уже отом, чтобы силой заставлять их избрать тот, а не иной путь.

Джо догадался, что это в ней говорит жажда свободы. Он и самстремился к тому, чтобы ни от кого не зависеть и ни перед кем не отчитываться,но ему было проще. Не было таких стен, которые могли бы удержать его, да, посовести сказать, Джо никто и не удерживал. Он никому не был нужен и мог выбратьсебе любое занятие, любое дело по душе. И, как Джо теперь понимал, это быллучший дар судьбы, на какой он только мог рассчитывать. Больше того, свобода былаему необходима, чтобы выжить, и он твердо знал, что не расстанется с ней ни зачто и никогда.

— Быть может, мне повезло, что я осталсясиротой, — сказал он серьезно. — Мои родители погибли в автомобильнойаварии, когда мне было шесть месяцев, и меня взял к себе двоюродный дядя. Но унего была своя семья, и…

Он не договорил, и Кейт с сочувствием спросила:

— Они… они скверно с тобой обращались?

— Да нет, в общем-то… Правда, меня заставлялизаниматься домашней работой и сидеть с младшими детьми, но я, наверное, не имелбы ничего против, если бы каждый раз мне не напоминали, что я — нахлебник,лишний рот, который нужно кормить. Когда началась депрессия, дядя и его женабыли только рады, что я решил начать жить самостоятельно. Для них это былосамым лучшим выходом: ведь им действительно приходилось меня кормить и одевать,а денег постоянно не хватало. Правда, бросив школу, я около двух лет работал науборке мусора, но платили мне сущие гроши.

Кейт смущенно потупилась: у Джо было такое трудное детство,в то время как она никогда не знала ни голода, ни нужды… Ей вдруг стало неловкооттого, что экономический кризис почти не коснулся ее семьи — точнее, семьиматери, которая осталась такой же богатой, как и до него. Благодаря этому жизньКейт была обеспеченной, сытой и безопасной, и ей, конечно, было труднопредставить себе все трудности, которые выпали на долю Джо. Неудивительно, чтосвобода стала для него самым главным. А вот у нее никогда не было настоящейсвободы — хотя, если говорить честно, Кейт никогда не стремилась к нейсознательно. Единственное, чего ей всегда хотелось, это чтобы родителипредоставляли ей чуточку больше самостоятельности, а это совсем не одно и тоже. Поразмыслив, Кейт поняла, что, получи она такую же полную свободу, как Джо,она бы, наверное, растерялась и не знала, что с ней делать.

— А ты бы хотел иметь детей? Своих детей? —серьезно спросила она.

Этот вопрос казался Кейт очень важным: ей хотелось получшепредставить себе мировоззрение Джо, его систему взглядов. «Уж наверняка, —решила она, — Джо задумывался об этом, ведь ему уже тридцать!..»

Ответ Джо оказался, в общем, таким, какого она и ожидала.

— Не знаю, — сказал он, пожимая плечами. —Признаться, я никогда не думал об этом серьезно. Скорее всего — нет, не хотелбы. Сама посуди, ну какой из меня отец? Самолеты отнимают у меня слишком многовремени, я постоянно летаю, езжу в командировки то В один конец страны, то вдругой. А детям нужен отец, обязательно нужен. Наконец, без детей я и самчувствовал бы себя спокойнее: ведь если бы они у меня были, я бы постояннодумал о том, что я для них не сделал. А мысли о неисполненном долге — самыетяжкие, можешь мне поверить.

Кейт не стала спрашивать, что это за долг, который Джо неисполнил. К тому же сейчас ее куда больше интересовало другое.

— Разве ты не собираешься когда-нибудь жениться? —спросила она, стараясь ничем не выдать своего волнения.

Кейт не сомневалась, что Джо скажет ей правду, — едвали не больше всего ее поражала в нем честность, какая-то совсем детскаяоткрытость. Впрочем, это была одна из немногих черт, которые их объединяли. И впервую встречу, и в эту, они исповедовались друг перед другом, ничего не тая инимало не заботясь о том, что скажут или подумают о них другие.

Кейт не знала, конечно, что Джо и сам себе удивляется. Не вего обычае было раскрывать душу перед малознакомым человеком (да и передзнакомым тоже), однако что-то словно подсказывало ему, что Кейт он можетдоверить свое самое сокровенное. Впрочем, скрывать Джо было нечего. Он никогоне убил, не ограбил и никого не обидел. Даже девушка, которая когда-то емунравилась, ушла от него, не тая в душе ни горечи, ни обиды. Просто в одинпрекрасный день ей стало ясно, что Джо никогда не будет принадлежать ейцеликом, и тогда она оставила его авиации, а сама вышла замуж за другого.