чтобы промокнуть слёзы. Самые настоящие призрачные слёзы, так похожие на настоящие, что и не отличить. — Измельчали нынче короли. Даже оркестр нормальный не могут себе позволить. И это на королевском балу.

Очень хотелось намекнуть, что кто-кто, а он точно не заметил бы фальшивящую скрипку, но останавливало присутствие экономки. Франсина почти не выходила из столовой, жадно ловя каждое слово. Я её не разочаровала, опять припомнила, что Люсиль пригласил король, но добавила, что с Базилем ей танцевать понравилось больше.

— Интересно, как они добрались? — внезапно спросил Шарль. — Пьер-Луи ужасно расстроился, когда обнаружил, что она с нами не едет.

— Потанцевать им всё-таки удалось, хотя Люсиль наверняка предпочла бы, чтобы он больше уделял времени ей, чем дяде. Пусть даже инор Бариль нуждался в помощи племянника.

— А как там инор Бариль? — спросил дедушка.

— Как обычно, противный, — ответила я. — Мне кажется, он нас ненавидит.

— Тебе не кажется, огонёк, — бодро сказал Франциск. — Но ты не переживай, он вообще всех ненавидит, не только нас. Работа у него такая, способствующая ненависти. Ну и учитывать надо, что его сынок на троне незаконно, а ты законность его заднице придавать не хочешь.

Шарль поперхнулся в попытке сдержать смех. Дедушка откашлялся и укоризненно сказал:

— Инор Бариль просто очень беспокоится о Шамборе.

— Как же, — проворчал Франциск, — беспокоится он о Шамборе. Он беспокоится о том, чтобы его делишки не выплыли. Подумать только, такой сильный и умелый маг, и всё, на что он оказался способен, — наставить рога Филиппу Второму. Можно сказать, все свои способности на это истратил. Не одобряю. Вот совершенно не одобряю такое поведение придворных магов.

Окончание завтрака прошло в неодобрительном молчании призрака. Но это никого не расстроило: и поели нормально, и ненужный смех никому не пришлось скрывать.

— Какие распоряжения по обеду, мэтр? — спросила Франсина, как только дедушка поднялся.

— Я не знаю, сколько мы будем находиться в лаборатории, — ответил он. — Так что распорядитесь сделать что-нибудь такое, вкус чего не ухудшится при разогреве. Шарль, Николь, я вас жду внизу.

В лабораторию мы пошли только для экономки, а на самом деле под кучей артефактов воспользовались телепортом и вскоре были в Ланже. Оставалось добраться до Совета.

— Если поставите личины, могут заметить, — авторитетно вещал Франциск. — Отвод лучше. Внутрь вы же всё равно не пойдёте. На разведку отправлюсь я.

Он гордо подбоченился, но Шарль сбил с него спесь сразу.

— А кто вас будет выковыривать, Ваше Величество, если вы опять застрянете в стене? Мы же вас, если что, и не найдём, а защита от призраков в Совете наверняка стоит.

Франциск сдулся, но не сильно, и, сразу как мы прикрыли за собой калитку, сказал:

— Но тебе туда незамеченным вообще не пройти, а у меня есть шансы.

— Толку-то от того, что вы пройдёте незамеченным, Ваше Величество, если вам не удастся выйти?

— И что ты предлагаешь?

— Для начала осмотреться, как мы и собирались.

До Совета мы добрались на экипаже. Не совсем до него: попросили нас высадить за квартал и немного прошлись по улице, уже под отводом глаз. Правда, платье я выбрала столь неприметное, что на меня и без заклинаний мало кто посмотрел бы второй раз. Но в нашем деле предосторожностей много не бывает, поэтому шли мы медленно, сканируя все обнаруживаемые артефакты. К слову, наблюдательные выявились уже на подходе. Хорошо, что при нас были глушащие ауру мага артефакты, поэтому сигнал о нашем появлении никуда не отправился и мы вышли к Совету, никем не обнаруженные.

Перед величественным зданием была приличных размеров площадь, которая прекрасно просматривалась, и не только магами.

— А артефактов-то там сколько. Вот куда наши налоги идут — на помощь недружественному Совету, — страдальчески сказал Франциск. — Николь, близко не подходи, вдруг на кровь Лиденингов среагируют. Знаю я этих магов, у них один враг — королевская власть. Мажонок, так ты придумал, что мы будем делать?

Шарль с ответом не торопился. Он, прищурившись, изучал здание, время от времени щёлкая выданными дедушкой артефактами, и радость на его лице упорно не желала появляться.

— На сколько хватит дальности привязки?

— Если глубоко в подвалы не лезть, — прикинул Франциск, — всё здание смогу облетать.

— На втором этаже — незакрытое окно, Ваше Величество. Если вы проникните через него и не будете касаться никаких поверхностей, то есть не станете проходить через стены и полы с потолками…

— И как, по-твоему, я буду передвигаться, мажонок? — возмутился Франциск.

— Как все люди — через двери. Ещё можете использовать свои секретные возможности и проникать в помещения через щели под дверями. Главное — ни к чему не прикасаться. И тогда у вас появляется шанс найти артефакт. Поскольку он связан с Николь, вы его не пропустите.

— Только артефакт искать? — удивился Франциск. — Да я же идеальный шпион. Я всё могу разузнать, разведать, подслушать.

— Главное, никуда не лезьте, Ваше Величество. Если что-то услышите — прекрасно, если нет — значит, так тому и быть. Главное — осторожность.

— А вы что будете делать, пока я, рискуя жизнью, провожу разведку? — подозрительно спросил Франциск.

— Мы, Ваше Величество, будем вас ждать вот в этом кафе, изображая влюблённую парочку, то есть берём на себя самую сложную часть плана.

Франциск фыркнул, бросил: «Не перетрудитесь» и тоненькой дымной струйкой потёк к приоткрытому окну.

Глава 8

Кафе оказалось довольно уютным. Но мне понравилось бы любое, поскольку мы уже столько времени никуда не могли выбраться вместе, что можно было удивляться лишь тому, что это наконец случилось. То занятия, которых было очень много, то подготовка к ним, то Шарля куда-то сдёргивали по направлению Совета или просьбе лорда Фурнье, потом сессия, которая тоже была не из лёгких. И ещё Пьер-Луи, который постоянно приходил вместе с другом, и хотя приходил не ко мне, а к Люсиль, но как-то так получалось, что куда-то ходили либо мы все вместе, либо они с Люсиль, если Шарля не было. А сейчас мы были без посторонних, если не считать официанта, терпеливо ожидавшего нашего заказа.

О том, что он нас запомнит, мы не переживали. Отличительной особенностью дедушкиного отвода глаз было то, что нас видели, но не запоминали. Внешность совершенно