– Эй, там, на «Русалке»!

Довольно долго ничего не происходило, потом на кормепоказались двое. Жилистый седой старикан крайне походил на капитана этойпосудины, такой уж у него был вид, весьма даже морской, продубленный ветрамидедуля, в годах, но еще крепкий. Таких Мазур узнавал сразу, навидался.

Второй, наоборот, как две капли воды походил на классическуюсухопутную крысу – низенький, вертлявый, лысоватый, совершенно не загоревший, сцветным платком на шее. Было в нем что-то от мелкого букмекера на скачках, а тои примитивного мошенника из портового кабака, готового по дешевке всучить то лиакции несуществующих золотых рудников, то ли карты морских кладов. Мазур немалопомотался по свету и с подобной разновидностью хомосапиенса был прекраснознаком. Лысоватый категорически не гармонировал со шхуной – в противоположностьседому.

Однако именно он и отозвался первым:

– Эй, какие проблемы? Мы ничего не покупаем, парень, плывисебе дальше!

Пребывая отнюдь не в самом благодушном настроении и вовсе нелучась любовью к человечеству, Мазур рявкнул:

– Попридержи язык, кудрявенький! Какого черта вы вперлись нанаше законное место? Чтоб тебе...

Остальное застряло у него в глотке – потому что рядом стеми двумя вдруг объявилось невероятно пленительное видение.

У планшира стояла темноволосая девушка в красной блузке,лихо распахнутой и завязанной узлом на загорелом животе. Что находится ниже,Мазур со своей позиции рассмотреть не мог – этакая спортсменка, комсомолка,отличница, такая приятная, что зубы с ходу свело.

– Челюсть подбери, – ехидно посоветовал за его спинойЛаврик.

Очень трудно подобрать челюсть, когда красотка в распахнутойблузке перегнулась через планшир, располагаясь над наблюдателем. Однако Мазургероически справился с собой и сказал все еще сварливо, но без прежнего напора:

– Тысяча извинений, мисс, но вы, как бы это деликатнеевыразиться, заняли наше законное место. Все места здесь, изволите знать,пронумерованы и сданы в аренду по всем правилам. Если посмотрите на пирс,увидите там цифры, краской выведены. Поистерлись уже, но видны...

В ее ослепительной улыбке было что-то наигранное,отработанно штампованное, но карие глазищи были хороши, и вся она былачертовски хороша, хоть серенады под балконом пой.

– Ей-богу, это наше законное место, – сказал Мазур.

– Капитан? – повернулась она к седому.

Тот с несколько конфуженным видом почесал в затылке:

– А, так это вы и есть...

– Они самые, – сказал Мазур. – За это место, уж невзыщите, денежки плачены вперед...

Красотка, опершись обеими руками на планшир, вдруг лихоперемахнула через него и с высоты в несколько футов спрыгнула на палубу «ЛаТортуги».

– Ким!!! – прямо-таки взвыл в непритворном ужаселысоватый. – Ну нельзя же так!

Не обращая на него ни малейшего внимания, девушка поправилаволосы неуловимым движением, выпрямилась перед Мазуром, глядя на него с той жеотработанно ослепительной улыбкой. Обнаружилось, что на ней, помимо алойблузки, имеются белоснежные шорты, а загорелые ноги столь же совершенны, каквсе остальное. Сразу видно, что она, в отличие от лысоватого, проделала нашхуне немаленькое путешествие, иначе так классно не загорела бы.

– Простите, пожалуйста, – сказала она вполнедружелюбно. – Нам тут сказали, что вы вернетесь поздно вечером, что вывсегда уходите в море на весь день, и мы думали, успеем выгрузиться...

– Бывает, – буркнул Мазур.

– Вы ведь – Джон Мариш, правда?

– Марчич, – въедливо поправил Мазур.

– Ой, я, серьезно, этого и не выговорю...

– Я и не требую, – сказал Мазур.

– Вы русский?

– Югослав, – ответил он, решив не вдаваться в детали,поскольку такие девушки, как явствует из жизненного опыта, с этнографией не владах. – Югославия – это поблизости от Италии, если вы слышали проИталию...

– Ну конечно. А вы, правда, ищете в море золото?

– Пытаемся, – сказал Мазур. – Интересно, ктораззвонил?

– Такой уж остров, – сказала девушка, безмятежноулыбаясь. – Тут все про всех все знают. Едва мы причалили и поговорили сосмотрителем пирса, он про всех рассказал кучу интересного... – онапротянула загорелую ладошку. – Я – Кимберли Стентон.

– Очень приятно, – сказал Мазур.

Девушка смотрела на него, право же, выжидательно, даже бровиподняла, в ее взгляде определенно был немой вопрос... В чем тут дело, ктобы просветил?

Над головой хмыкнул лысоватый:

– Эй, Джонни, парень, ты вообще-то в кино ходишь?

– Случалось, – сказал Мазур, не поднимая на неговзгляда.

– Непохоже, чтобы часто...

– Предпочитаю филармонию, – громко огрызнулсяМазур. – Особенно меня привлекает восьмая симфония Бетховена в бемольмажоре, если ты, парень, понимаешь, что я имею в виду...

– Глаза разуй, деревня! – фыркнул лысоватый.

Именно такой смысл имела его реплика, если примерно перевести.Присмотревшись к девушке, все еще стоявшей перед ним с выжидательным выражениемна очаровательной мордашке, Мазур отметил, что в голове у него начинает кое-чтоскладываться. Проясняться, ага. Ну да, вот оно...

Афиши в кинотеатре, припомнил он. Огромные, цветные, на всюстену. Та самая красоточка – поворот головы, улыбка... Только на афише она былаяркой блондинкой. Ну конечно, Кимберли Стентон. «Таинственный жемчуг», как же.Правда, она там не на первом плане, ее фамилия стояла третьей, а первые две –не в пример более громкие... Самый натуральный Голливуд, без всякой подделки,надо же...

– Бог ты мой! – сказал он, старательно притворившись,будто ошарашен. – Так это вы?

– Долго до тебя доходит! – захохотал вверхулысоватый. – Парень, тебе жмет лапу сама Кимберли Стентон, уяснил? Ну что,и дальше будешь трындеть, чтобы тебе немедленно освободили место? Или все жесделаешь одолжение такой девушке?

Мазур подумал, что на месте лысоватого не особенно разорялсябы – как-никак сия особа пока что не звезда первой величины, а, если онвспомнил все правильно, просто-напросто восходящая звездочка, что, согласитесь,имеет свои нюансы и оттенки. Вот теперь лысому отыскалось его законное место вжизни – агент, продюсер, администратор или как там это у них называется вГолливуде. Шестерка при восходящей звездочке, короче, так его и классифицируем,чтобы не ломать голову над незнакомой терминологией...

Чтобы сразу расставить все точки и показать, что верхом нашее у него долго не высидишь, он поднял голову и с наигранным почтениемсообщил: