Слава Богу, разговор велся на английском – правда, Мазурапару раз так и подмывало, чтобы окончательно расставить точки, перейти нарусский и посмотреть, как старик отреагирует. В конце концов, почему бысыну хорватского эмигранта не знать русского? Выучился где-нибудь убратьев-славян, таких же перекати-поле... Хорвату русский выучить гораздопроще, чем, скажем австралийцу... Нет, рискованно.

– Значит, вы были офицером, мистер Пушкин? – вежливоосведомился он.

– Бог ты мой, это было так давно... Самому уже не верится.Морским офицером, Джонни, заметьте, – старик горделиво выпрямился. –Лейтенантом императорского флота. Я как раз был произведен в офицеры, когдагрянула революция и пришли большевики...

«А ведь не сходится, старый хрен! – торжествующевозопил про себя Мазур. – Как писали классики, никак не может тебе бытьстолько лет! Хоть ты лопни!»

Он сам был из потомственной морской семьи, и прекрасно зналиные тонкости. Если старик в семнадцатом был выпущен лейтенантом, лет емудолжно было быть не менее двадцати – а на практике и поболее. Исключениямаловероятны. Значит, родился он... Точно, не складывается!

– А сколько же вам лет? – спросил он с видом крайнегопростодушия. – Потому что я бы вам дал не более семидесяти...

– Увы, увы... – грустно усмехнулся господинПушкин. – Восемьдесят два, Джонни, как ни прискорбно...

«Точно, брешет, – подумал Мазур. – Восемьдесят два– значит, с девятьсот четвертого... И ты, старинушка, будешь мне тут вкручивать,что тебя могли выпустить лейтенантом в тринадцать годочков? Ищи дураков вдругом месте...»

– Знаете, я тоже когда-то мечтал стать морскимофицером, – сказал он доверительно. – Не получилось... Великолепнаяформа, сабля на боку...

– Девушки млеют, – фыркнула сидевшая в сторонкеНаталья.

– Не без этого, – серьезно согласился Мазур. – Ужникак не без этого. А что в этом плохого, собственно? Господин Пушкин, вы меняпоймете...

– Ну конечно, конечно! – оживился старикан. –Помню, как мы гуляли по Петербургу – сапоги начищены, как зеркало, погоны сияютзолотом, сабля на боку...

«Сапоги у морского офицера? – покривился про себяМазур. – Очень оригинально... При парадной форме? Вне строя?»

– Сейчас я вам покажу... – старик поднялся и скрылся задверью в соседнюю комнату.

– Он тебя не утомил? – тихонько спросила Наталья,сидевшая в глубоком кресле в крайне грациозной позе. Судя по ее взгляду,определенно намекала, что они могли бы провести время гораздо интереснее. Ножкана ножку, юбка символическая, блузочка в тропическом исполнении...

Старательно задержав на ней жаждущий взгляд, Мазур пожалплечами:

– А что поделать, если мой визит с самого начала стал жуткоофициальным...

– Ничего, я его сейчас спроважу, – пообещала она слукавой и многообещающей улыбкой.

Вошел господин Пушкин, бережно и чуть ли не благоговейнодержа перед собой на вытянутых руках саблю в ножнах. Остановившись навытяжку,протянул ее Мазуру:

– Вот, полюбуйтесь, Джонни. Единственное, что удалось спастиво всех перипетиях и странствиях...

Поднявшись из кресла, сделав соответствующее торжественномумоменту лицо, Мазур осторожно взял у него саблю, стал разглядывать снеприкрытым восхищением. Мысли его, правда, были абсолютно противоположнывыражению лица...

Хорошая сабля, сразу видно, настоящая. Отлично сохранилась.Одна беда – моряк при государе императоре никак не мог бы такую саблюносить. Пехотинец – запросто. Классическая офицерская пехотная сабля... свензелем императора Александра Третьего, что характерно, неопровержимосвидетельствовало: именно в его царствование владелец сабли получил первыйофицерский чин. Так-то...

А впрочем, это ни о чем еще не говорило. Даже сейчас можноподыскать убедительное объяснение: ну, скажем, господин Пушкин и в самом делепроисходил из Российской империи, в самом деле воевал у белых, а потомэмигрировал и немало постранствовал по свету. Все до одной реликвии славногопрошлого он в этих скитаниях растерял, но душа жаждала материальных следовлихой юности – вот он и повесил на стену что смог достать. Благо профаны вродекладоискателя Джонни в жизни не заметят несоответствия... Одно ясно: Мазура онисчитают кем угодно, только не русским разведчиком, иначе не стали быподсовывать такую туфту...

Он бережно вернул саблю хозяину. Наталья вкрадчиво просила:

– Дедушка, милый, ты не забыл, что тебе пора...

– Ну как же, как же! Спасибо, что напомнила...

Показалось Мазуру или обе реплики в самом деле прозвучали снекоторой фальшью, словно в исполнении не самых лучших актеров на свете? Но емуоставалось плыть по течению – в надежде, что замаячит какая-то определенность,вынырнет нечто новое...

Наталья грациозной козочкой прянула к окну, посмотрела вниз,на тихую улицу. Обернулась, улыбаясь облегченно, пронеслась через комнату иповисла у Мазура на шее. Интересно, подумал он, глянув через ее плечо надоступный взгляду кусочек улицы, на месте ли пресловутые кубинцы? Будемнадеяться, что Лаврик знает, как лучше всего поступить...

Наталья, не теряя времени, потянула его за рукав в сторонудругой двери, и Мазур, конечно же, подчинился. Коротенький коридор, невысокаялестница на первый этаж – и они оказались в уютной девичьей спаленке, кудаМазур вошел без всякого смущения, поскольку в подобных местах бывал не раз, даи с хозяйкой светелки они, если рассудить, были не чужие, после известных забавна палубе «Черепахи».

– Выпьешь чего-нибудь?

– Ну конечно, – сказал Мазур. – Что закладоискатель без стакана в руке, особенно когда он – в женской спальне?

Наталья отошла к небольшому бару, мимоходом слегка отдернувзанавеску на окне, хотя логичнее было бы поступить как раз наоборот. Стукнуладверка бара...

Мазуру помогла профессиональная реакция.

Он успел увернуться от летящей в голову бутылки, посланной ссилой и метко, но и она с жутким звоном разлетелась вдребезги, ударившись остену. Следом полетели два бокала – но их он отбил уже без всякого труда –локтем, ребром ладони. Бокалы точно так же звонко рассыпались, теперьполкомнаты оказалось усыпано стеклянным крошевом.

«Какого черта?» – возопил он мысленно, уже соображая, что,похоже, началось, пусть и неизвестно что...

Наталья, золотце обаятельное, отскочив в угол, обеими рукамирванула на себе блузку, вмиг превратив себя в полуголое растрепанное создание,и кинулась на Мазура, выставив вперед руки с растопыренными пальцами. Ни чертав ней не осталось от скромной красоточки – мисс Фурия, мать ее...

Мазур без особого труда уклонился, спасши физиономию отудара десяти коготков, легоньким толчком локтя мастерски подбил атакующуюфурию, изменив ее направление движения и скорость. Она прямо-таки впечаталась вугол, и испустила пронзительный визг. Мазур прекрасно знал, что особой боли ейне причинил – но она все равно орала, словно кожу сдирали живьем.