год с весны 1989 по осень 1990 года, было особенно велико и отнюдь не ограничивалось немцами. Если принять объединение Германии за ядро того, что будет описано здесь, то можно назвать десять или даже больше групп акторов, окружающих это ядро в виде концентрических кругов: прежде всего это правительство ГДР, оппозиционные группы и само население ГДР; затем силы в Западной Германии: правительство и особенно федеральный канцлер, а также западногерманская общественность, в то время как парламентская оппозиция меньше проявляет себя как самостоятельный фактор. Затем идет советское правительство во главе с Михаилом Горбачевым как во многом решающий фактор, а также запутанное поле политических сил различной направленности внутри КПСС на позднем этапе перестройки. Наконец, различные комбинации коммунистических правительств, реформаторских сил, оппозиций и народных масс в странах распадающегося Восточного блока, прежде всего в Польше, Венгрии и ЧССР. С западной стороны решающую роль играет правительство США во главе с Джорджем Бушем, но главы правительств Франции и Великобритании, а также Европейское сообщество и НАТО тоже в разной степени влияют на развитие событий.

Важным, а в конце концов, возможно, даже решающим, было то, что в то время в западных странах и особенно в ФРГ наблюдался экономический бум, что значительно увеличило финансовую свободу маневра при переговорах. Кроме того, сыграли свою роль личностные факторы, симпатии и антипатии, и не в последнюю очередь случайность. Разнообразие акторов и необычайная динамичность процессов, в которых эти действующие лица были одновременно задействованы в различных констелляциях, заставляют нас двигаться в нижеследующих параграфах не по тематическому принципу, а скорее по временным фазам, с шагом примерно в один квартал, начиная с весны 1989 года и заканчивая поздней осенью 1990 года.

ЭРОЗИЯ ВОСТОЧНОГО БЛОКА

ФРГ отметила свое 40-летие в мае 1989 года со сдержанной гордостью и показным скептицизмом. «У нас, как и везде, есть свет и тень», – заявил федеральный президент в 40‑ю годовщину провозглашения Конституции. С одной стороны, ФРГ находилась «в группе мировых лидеров по благосостоянию», с другой стороны, многие люди определенно «жили не на высоком уровне, а в больших трудностях», и им, подчеркнул президент Вайцзеккер, должна была оказываться активная помощь со стороны государства. С другой стороны, многие люди живут «не на высоком уровне, а в больших трудностях» и должны получать помощь от государства. ФРГ проводила очень активную социальную политику, и оборотной стороной медали стала распространяющаяся в Федеративной республике ментальность „полностью застрахованного общества“», – продолжал президент. «Собственные интересы отстаиваются и обеспечиваются за счет общественных. Пороги максимально выдерживаемых нагрузок становятся все ниже». Таким образом, жизнь в ФРГ характеризуется противоречиями: «Больше специализации, меньше видения целого; больше технических связей, меньше человеческих контактов; больше беспокойства, меньше времени; больше предложений, меньше концентрации; больше процветания, меньше ясности в отношении задач; больше открытости миру, слабее укорененность. Нас формирует технический век. Конституция и верховенство закона, однако, вряд ли могут дать нам какую-либо информацию о сущности техники. Наш образ жизни и, следовательно, вся наша культура отмечены таким напряжением». Поэтому мы должны научиться «жить с противоречивой природой прогресса»[1].

Столь же сдержанными были и опубликованные оценки ситуации с другой стороны политического спектра, например в леволиберальных газетах и журналах, которые, как журнал «Штерн», посвятили юбилею специальные выпуски. Конечно же, в этот день рождения от его имени не прозвучит «простое поздравление», писал автор редакционной статьи. Нацистское прошлое этой страны, возрождение бывшей нацистской элиты, чрезвычайные законы и сведение жизни к экономическому росту не позволяют этого сделать. «Производство и потребление» ФРГ сделала «первейшим гражданским долгом», а в ее начальственных кабинетах сидели «не великие интеллектуалы, а старшие бухгалтеры, суммирующие показатели экспорта». Царит посредственность – «но где в мире правят самые лучшие и самые мудрые?». Правда, граждане живут лучше, чем когда-либо прежде, и ФРГ, несомненно, является «самым свободным и социальным государством» в немецкой истории. Но на фоне этой истории это не является большим подвигом. Поэтому в целом достаточно «считать это государство в целом нормальным». При этом «критичная и энергичная общественная активность» и «боевитая политическая культура» в конечном счете «более важные опоры государства, чем все напыщенные речи о приверженности народу и отечеству»[2].

В таких прохладных заявлениях все еще отчетливо слышались отзвуки споров 1970‑х и 1980‑х годов, но в них невозможно не заметить также позерства и кокетства. Однако, помимо этого, такие неоднозначные оценки отражали неудачный опыт немцев в том, что касалось национального самодовольства и упрямого пафоса прогресса. Так, в статьях и выступлениях, посвященных 40-летию республики, преобладали казавшееся несколько напускным стремление авторов занять самокритичную позицию, дабы доказать, что они достигли демократической, либеральной зрелости, и определенная настороженность по отношению и к прошлому, и к будущему. Это подозрение было направлено как внутрь, так и вовне. «ФРГ – надежный, верный партнер западных государств» – это утверждение также служило противовесом распространяющемуся представлению об экономическом первенстве ФРГ в Европе, которое вызывало беспокойство и подозрения во многих странах, не в последнюю очередь во Франции. Внутри страны стало очевидно, что к этому времени даже левые, включая «Зеленых», считали это государство своим и потому еще больше критиковали его, и даже среди политиков ХДС/ХСС ни один юбилейный текст не обходился без ссылок на огромное значение экологии и критических гражданских протестов. С другой стороны, не было никаких признаков традиционных антизападных, культурно-критических позиций консерваторов по отношению к ФРГ как западному государству. Однако в своем историческом обзоре, посвященном этой годовщине, канцлер Коль явно старался еще раз убедить сторонников ХДС в том, что интеграция ФРГ в объединяющуюся Европу не противоречит постулату национального объединения, которое когда-нибудь должно быть осуществлено. «Если мы продвигаем европейское объединение, то не потому, что мы списали соотечественников в ГДР или наших европейских соседей в Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европе. Напротив: мы верим в великую притягательность европейского объединения». В остальном удовлетворение достигнутым сочеталось у Коля с серьезными предупреждениями против «самодовольства, пресыщения и успокоенности»[3]. Тому, кто предупреждал об опасности пресыщения, не приходилось голодать. В целом в конце 1980‑х годов дела в ФРГ шли очень хорошо. В ГДР же кризис режима, который проявлялся с начала 1980‑х годов, начал в конце 1988 года обостряться. Политика перестройки, проводимая Советским Союзом, изменила ситуацию в стране. Запрет на распространение советского журнала «Спутник» с его документами о пакте Гитлера – Сталина свидетельствовал о панике, которую новый курс вызвал в руководстве СЕПГ, и встретил неприятие даже среди членов партии. Смерть Криса Геффруа 6 февраля 1989 года привлекла настолько большое внимание как внутри страны,