То, что в боевой круговерти, дикой мешанине и освещаемойсполохами пожаров тьме Стенолаз сумел высмотреть Рейневана, было чистейшейслучайностью. Если бы не это везение, ничем не помогла бы Стенолазу ни магия,ни гашиш.

Заметив Рейневана, Стенолаз модулированно заскрипел. Черныевсадники тут же развернули коней. Хрипя из-за забрал, они помчались в указанномнаправлении. Сумасшедшим галопом, рубя и коля стоящих на пути, валя, топча.

— Adsumus! Adsuuuuuuumuuuuus!

Рейневан увидел их. И помертвел.

Но случайности и мгновения счастья выпадают всем. Ни у когонет на них монопольных прав. Особенно в ту ночь.

Когда вслед за гуситской конницей из-за телег в погоню засилезцами ринулась пехота, некоторые из артиллеристов присоединились кпреследователям. Не все. Части из них так полюбилось огневое оружие, что даже впогоню они не шли без него. Хуфницы, у которых лафеты были на колесах,прямо-таки идеально годились для таких маневров. Понадобилась удача, чтобы триартиллерийских расчета вытолкнули и выкатили свои хуфницы в поле точно напротиватакующих черных всадников. Видя, к чему дело идет, пушкари развернули лафеты.И поднесли фитили к запалам.

Град свинцовой дроби, обрезков железа и насеченных гвоздейбыл для закованных в пластины всадников не более, чем горохом и как горох отстены отскочил от нагрудников. Однако угол подъема стволов был таков, чтобольшая часть зарядов досталась коням. И учинила среди них настоящее побоище.Ни один из коней не выдержал залпа, ни один не устоял. Несколько всадниковоказались придавленными телами коней, нескольких раздавили дергающиеся копыта.Другие поднимались с земли, вставали, хрипели, водя дурными от гашиша глазами.Остыть им не дали.

Из-за телег вагенбурга вылетел последний резерв сирот. Легкораненные. Повозочные. Кузнецы и шорники. Женщины, подростки. Вооруженные чемпридется. Черных всадников оттеснили и перевернули вилами, партизанами игизармами, перевернутых сироты покрыли, словно муравьи. Поднимались иопускались клоницы, секиры, палицы, тележные валки и молоты, колотя по забраламшлемов, по шорцам, налокотникам, наколенникам. В щели лат втыкались острияножей, заостренные концы палок и серпов. Хрип превратился в дикий,душераздирающий скрежет.

Черные всадники умирали тяжело, И долго. Долго не хотелирасставаться с жизнью. Но гуситы били, били, били и били.

До результата.

Стенолаз видел все это, и Рейневан видел все это. Рейневанвидел Стенолаза, Стенолаз видел Рейневана. Они смотрели друг на друга сквозькровавое поле боя туманящимися от ненависти глазами. Наконец Рейневан, яростновзревев, ударил коня шпорами и помчался на Стенолаза, размахивая мечом.

Стенолаз отпустил трензеля, резким движением поднял оберуки, проделал ими в воздухе сложное движение. Его моментально окружилпотрескивающий и искрящийся отсвет, вокруг распростертых рук качал расти ивспухать огненный шар. Но чару Стенолаз бросить не смог. Не успел. Рейневаннесся галопом, а со стороны поля боя на Стенолаза мчалась группа конников, уже готовыхвот-вот навалиться на него.

От телег бежала толпа литомысских пехотинцев с цепами иалебардами. Стенолаз прокричал заклинание, замахал руками как крыльями. Наглазах у Рейневана и изумленных сирот с седла вороного жеребца сорвалась,размахивая крыльями, большая птица. Сорвалась, подпрыгнула и унеслась в небо,дико скрежеща. Улетела и исчезла.

— Чары! — рявкнул Матей Салава из Липы. — Папские чары!Тьфу!

Чтобы разрядить злость, он хватанул вороного жеребца топоромпо лбу. Жеребец упал на колени, потом повалился набок, засучил ногами.

— Туда! — заорал Салава, указывая рукой. — Там они, собачьямать! Туда убегают! На них, братья! Бить! За Кратцау!

— За Кратцау! Бить! Никого не жалеть!

Вырвавшись из мешанины боя, Ян Зембицкий в панике убегал,выжимая в галопе из хрипящего коня остатки сил.

Направлялся он к северу, в сторону догорающего Шведельдорфа.Куда направляется, точно он не знал, впрочем, ему это было безразлично.Одуревший от страха, он бежал туда, куда бежали все. Лишь бы подальше отпобоища.

Догнал нескольких рыцарей на едва плетущихся, белых от пеныконях.

— Рисин? Боршнитц? Курцбах?

— Милостивый князь!

— По коням, скорее! Уходим!

— Туда... — просипел Гинче Боршнитц, указывая направление. —За речку...

— По коням!

Идея с речкой оказалась глупой. Глупейшей из возможных. Малотого что на фоне пылающих халуп Шведендорфа их было видно как на ладони, такберега оказались никогда не замерзающим болотом. Когда подковы разбивалитоненький слой льда на поверхности, тяжелые рыцарские кони проваливались иувязали, некоторые по брюхо.

Прежде чем ужас положения окончательно дошел до них, погоняуже сидела на шее, вокруг закишели гуситские конники в саладах и капалинах.Рисин завыл, исколотый пиками. Курцбах начал всхрипывать, скорчился на седле,получил булавой по голове, свалился под коня. Боршнитц зарычал, принялсяразмахивать мечом, остальные последовали его примеру. Ян Зембицкий меч потерялво время бегства, видя окружающих его гуситов, схватил висящий у седла топор,взмахнул им, выкрикивая богохульства, в панике махнул так неудачно, что криваярукоять выскользнула у него из руки, топор полетел бог знает куда. Гуситыокружили его со всех сторон. Он получил по спине, потом по голове. Под шлемом оглушительнозагудело, он сполз с седла, упал. Пробовал подняться, получил еще раз, в бок,обух вмял латы, вмятый лист переломил ребра. Князь закашлялся, теряя дыхание.Получил снова, упал навзничь, увидел, как на переломанный лед струйкамивытекает кровь. Услышал, как рядом тонко воет иссекаемый мечами Курцбах. Каккричит добиваемый Боршнитц. И сам тоже начал кричать.

— Пощадите! Поооощадитеееее! — завыл он, срывая с головыармет. — Я князь...

— Hodie mihi, cras tibi.

Князь задрожал. Он узнал Рейневана.

Рейневан поставил ему ногу на грудь. И поднял то, что держалв руке. Князь увидел, что это. И ему стало плохо.

— Нееет! — завыл он как пес. — Не делай этого! Приказыотданы! В Зембицах! Если ты меня убьешь, девка погибнет!

Рейневан высоко поднял рогатину. И с размаху, изо всей силывсадил ее князю в живот. Специальное, четырехгранно выкованное острие пробилопластину фартука. Князь заревел от боли, судорожно поджал ноги, обеими рукамивцепился в древко. Рейневан ступней прижал его к земле, вырвал рогатину. Мирвокруг сделался ослепительно ярким, белым, светящимся.

— Выкуууп! — выл Ян. — Я дам выкуууп! Зоооолоооотооо! ИисусеХрииистееее! Пощадиии!