Рейневан размахнулся как можно сильнее. Острие рогатины схрустом врезалось в щель между нагрудником и шорцей, вошло по крюк. ЯнЗембицкий закричал, поперхнулся, кровь изо рта хлынула ему на подбородок илаты.

— Пощааа... Пооо... Оооооохххх...

Рейневан мгновение боролся с заклинившим оружием. Наконецвырвал его. Поднял рогатину и ударил. Острие пробило пластину. Князь Ян уже немог кричать. Только охнул. И его вырвало. Кровь взлетела на полсажени вверх.

Рейневан нажал ступней на нагрудник, дернул древко, пытаясьвытащить застрявшее острие.

— Знаешь что, Белява? — сказал стоявший рядом Ян Колда. — Ядумаю, с него уже довольно.

Рейневан отпустил рогатину, с трудом преодолевая спазмпальцев. Отступил на шаг. Он немного дрожал. Взял себя в руки. Колда протяжнооткашлялся, сплюнул.

— С него довольно, — повторил он. — Вполне достаточно.

— Ну что ж, пожалуй, да, — кивнул головой Рейневан. —Пожалуй, вполне.

Так погиб и такой эпитафии дождался Ян, князь Зембицкий.Пяст от Пястов, по прямой линии потомок Семовита и Мешка, кровь от крови икость от кости Храброго и Кривоустого. Погиб двадцать седьмого декабря 1428года, или, как сказал бы летописец: vicesima septima die mensis Decembris АппоDomini MCCCCXXVIII. Он погиб в бою под деревушкой Старый Велеслав, в какой-томиле к западу от Клодзка. Как утверждают некоторые летописцы, он погиб как егопрапра- и что-то там еще — дед, Генрик Благочестивый, pro defensione christianefidei et sue gentis[303]. Другие говорят, что он погиб пособственной глупости. Как бы там ни было — погиб. Умер.

А мужская линия зембицких Пястов умерла вместе с ним.

Бой все еще продолжался. Некоторые силезцы, которые не моглиили не хотели убегать, продолжали яростно сопротивляться. Сбившись в кольца,они отражали яростно атакующих сирот. Некоторые дрались в одиночку. Например,Йежи Цеттриц, командир вроцлавцев. Под Цеттрицем уже убили двух коней, первогопочти сразу, в начале боя, под вагенбургом, второго — когда он убегал. Убегатьв общем-то было некуда. Без шлема, с окровавленными волосами, Цеттриц, крометого, был ранен в ногу, гуситская гизарма ударила его в бедро, продырявиввыкованный в Нюрнберге набедренник. Кровь лилась по пластинам бейгвантов.Опершись о вербу на меже, Цеттриц покачивался, едва стоял, но мужественноразмахивал полутораручным мечом, отгонял окружающих его атакующих, слишкомнастойчивых рубил так, что звенело. Его уже окружало кольцо раненых, когдакому-то из чехов наконец удалось двинуть его глевией по щеке так, что хрустнулизубы. Цеттриц покачнулся, но устоял на ногах. Выплюнул кровь на нагрудник,богохульно выругался. И отогнал нападающих широкими размахами полутораручника,

— Честное слово, господин Цеттриц, — крикнул, подъезжаяшагом, Бразда из Клинштейна. — Может, достаточно?

Йежи Цеттриц сплюнул кровью, взглянул на остжевье на грудиБразды. Тяжело вздохнул. Схватил меч за клиноки поднял в знак того, чтоотдается на его милость. И потерял сознание.

— Бог победил, — утомленным голосом сказал Ян Краловец изГрадка.

— Так хотел Бог, — добавил он без всякого пафоса. — Отсеченрог Моава и мышца его сокрушена[304].

— Бог победил! — поднял окровавленный меч Петр Поляк. — Мыпобедили, Божьи воины! Кичливое немецкое рыцарство лежит в прахе! Кто теперь насудержит?

— Мы отомстили за Кратцау! — крикнул, вытирая кровь с лица,Матей Салава из Липы. — Бог с нами.

— Бог с нами!

Торжествующий крик тысячи глоток Божьих воинов окончательно,казалось, развеял полумрак и мглу. Пробиваясь сквозь дым пожаров, вставал исветлел день. Dies illucescens.

— Я должен ехать, — повторил Рейневан. Всей силой воли онсжимал зубы, которые почему-то норовили щелкать. — Должен ехать, брат Ян.

— Мы сломали их, — повторил Ян Краловец из Градка. — Отсеклиим рог Моава. Ян Зембицкий убит, Свидница и Вроцлав наполовину перебиты. Теперьникто нас не задержит. Мы воспользуемся победой. Силезия практически в нашихруках. Ты хочешь мстить? Иди с нами!

— Я должен ехать.

Солнце пробивалось сквозь тучи. День обещал быть холодным.Двадцать седьмое декабря 1428 года. Понедельник после Рождества Господня.

Краловец тяжело вздохнул.

— Ну что ж, коли должен, то должен. Поезжай с Богом!

На голове повешенного сидела ворона. День, хоть холодный,был изумительно солнечным, почти совсем безветренным. Повешенный только слегкапокачивался и разворачивался на скрипящей веревке, что, казалось, совершенно немешало вороне. Вцепившись когтями в остатки волос трупа, птица методично испокойно выклевывало то, что еще можно было выклевать.

На башнях Зембиц блестели в декабрьском солнце черепицы. Подороге в сторону Гродских ворот тянулась вереница беженцев. Вести оприближающихся гуситах, видимо, распространились быстро.

Рейневан пошлепал взмыленную от пены шею коня. Шесть миль,отделяющих Старый Велислав от Зембиц, он преодолел всего за полтора часа. Врезультате коня он почти доконал. Последний отрезок пути тот едва шлепал. Да ито с остановками.

Ворона взмыла с головы повешенного, отлетела, каркая, селанемного повыше, на горизонтальную балку шубеницы.

— Насколько я понимаю, Рейнмар из Белявы?

Задавший вопрос человек появился неведомо откуда. Словновырос из-под земли. Он сидел на пегой коняшке. Одет был по-городскому. Лицобыло неприметное, а акцент польский.

— Конечно, Рейнмар из Белявы, — ответил он сам себе. — Яподжидаю здесь именно вас, господин.

Рейневан вместо того, чтобы ответить, потянулся к мечу.Человек с неприметным лицом даже не дрогнул.

— Я ожидал, — спокойно сказал он, — без каких-либо злыхнамерений. Только для того, чтобы передать сообщение. Важное сообщение. Можноговорить? Вы, господин, выслушаете спокойно?

Рейневан не собирался подтверждать. Незнакомец это заметил.Когда он заговорил, голос у него изменился. В нем прозвучали металлические и зловещиенотки.

— В город тебе ехать незачем, Рейнмар из Белявы. Ты ехалбыстро, не щадя коня. И все же запоздал.

Рейневан пересилил неожиданно охватившее его отчаяние.Сдержал слабость. Сдержал подскочившее к горлу сердце. Начавшие дрожать рукиукрыл за лукой седла. До боли стиснул зубы.