Я мог лишь молча стоять, моргая и пытаясь взять себя в руки.

А они уже снова очутились на скамье возле стены, застыв втех самых позах, в каких ты сегодня вечером видел их здесь, внизу.

Обожженное существо было на грани обморока. Вампир упал наколени, и причину его ужаса я понимал без всяких объяснений. Много раз, приходясюда, он заставал их в разных позах, однако ему никогда не приходилось бытьсвидетелем их передвижений. Никогда ему не приходилось видеть Акашу в такомсостоянии.

Меня буквально распирало от гордости, ибо я знал, что былопричиной ее пробуждения. Она приходила ко мне! Однако гордость и возбуждениетут же уступили место всепоглощающему чувству благоговения, сменившемуся вскорепечалью и сожалением.

Я заплакал. Я плакал так безутешно, как не приходилось мнеплакать с того самого дня, когда я оказался наедине с древним богом в священнойроще, со дня моей смерти и того момента, когда на меня было наложено великое имогущественное проклятие. Точно так же плакал ты, когда увидел их впервые. Яоплакивал их вечное одиночество, неподвижность и то, что им приходится сидеть вполной темноте в этой убогой комнате, глядя в никуда, в то время как над ихголовами погибает Египет.

Богиня, мать, существо – не знаю даже, как ееназвать, – лишенная разума и безмолвная прародительница смотрела прямо наменя. Мне это отнюдь не мерещилось. Ее великолепные глаза, окруженные чернымищеточками ресниц, были устремлены на меня. И тут я вновь услышал ее безмолвныйголос, лишенный, однако, прежней силы, – скорее он походил на промелькнувшуюв моей голове мысль:

– Увези нас из Египта, Мариус! Старейший хочетуничтожить нас. Защити нас, Мариус! Или мы погибнем!

– Может быть, они хотят крови? – рыдая спрашивалчерный призрак. – Может быть, они сошли со своих мест, потому что им требуетсяжертва?

– Так иди и добудь им кого-нибудь, – ответил я.

– Я не могу. У меня не хватит на это сил. А они нехотят подарить мне даже каплю своей исцеляющей крови. Если бы они дали мне хотьнесколько капель, обожженная плоть вновь обрела бы прежнюю форму, а моя кровьпотоком помчалась бы по сосудам. И тогда я смог бы принести им самые щедрые ивеликолепные жертвы…

Разумеется, в его речах присутствовала значительная долянеискренности, ибо им уже не нужны были щедрые жертвы.

– Попробуй еще раз, может быть, сейчас тебе удастсянапиться их крови, – предложил я, хотя это было верхом эгоизма с моейстороны.

На самом деле мне хотелось посмотреть, что произойдет.

К стыду моему, он действительно приблизился к ним,поклонился и принялся со слезами умолять дать ему хоть несколько капельБожественной Крови, такой древней и могущественной, для того чтобы он смогбыстрее излечиться. Он уверял их в своей невиновности, в том, что не по еговине они оказались погребенными под слоем песка, что таков был приказСтарейшего… Пожалуйста, молил он, пусть они позволят ему испить из первородногоисточника!

И вдруг его обуяла и лишила разума невыносимая жажда.Вытянув руки, словно когтистые звериные лапы, и обнажив клыки, он кобройбросился на шею Энкилу.

Все произошло точно так, как описывал мне Старейший: Энкилподнял руку, и черный демон отлетел в дальний конец комнаты, ударившись спинойо пол. А рука Энкила тут же вернулась в прежнее положение.

Увидев, что несчастный плачет, я испытал еще более жгучийстыд. Он был слишком слаб, чтобы добыть жертву для себя или своих подопечных. Ая подговорил его на этот поступок из чистого любопытства. Мрачность и убогость,которые нас окружали, скрипящий под ногами песок, отвратительный запах горящегофакела и вид спаленного солнцем бедняги, всхлипывающего в углу, совершенновыбили меня из равновесия.

– Что ж, тогда напейся моей крови, – сказал я,содрогаясь при одном виде его торчащих клыков и протянутых ко мне рук.

Однако ничем другим помочь ему я не мог.

После того как все закончилось, я приказал черному демонуникого не пускать в склеп. Хотя я не представлял себе, каким образом он можетудержать кого-нибудь и не позволить войти, я отдал ему свои распоряжения ссамым важным видом и поспешил прочь.

Вернувшись обратно в Александрию, я направился в магазин,торгующий предметами древности, и украл два великолепно расписанных иукрашенных золотыми пластинами саркофага, а вдобавок прихватил значительноеколичество полотняных бинтов, в какие заворачивали мумии. Со всем этим я сновапомчался в пустыню и спустился в склеп.

Трудно сказать, чего в тот момент было во мне больше –смелости или страха.

Как это часто бывает, когда мы отдаем свою кровь или беремее от нам подобных, пока обожженный демон насыщался, перед моими глазамивозникали разного рода видения. То, что я мысленно видел, было связано сЕгиптом, с его историей, и свидетельствовало о том, что за четыре тысячи лет вязыке, религии и искусстве Египта почти не произошло изменений. Впервые мнебыло понятно все, что я видел, и я проникся огромной симпатией и любовью кМатери и Отцу– как к реликвиям этой страны, не менее значительным, чем еепирамиды. Эти видения еще больше разожгли мой интерес и превратили его в нечтосродни преданности и благоговению.

Должен признаться все же, что я в любом случае похитил быМать и Отца – только ради того, чтобы выжить.

Под впечатлением от приобретенных мною новых знаний иневедомого мне прежде чувства возвышенной любви к Акаше и Энкилу я приблизилсяк ним, чтобы уложить обоих в саркофаги. Я был уверен, что Акаша позволит мнесделать это, и в то же время сознавал, что Энкил способен одним ударомразмозжить мне голову.

Однако Энкил, так же как и Акаша, подчинился мне без какогобы то ни было сопротивления. Они позволили мне обернуть их бинтами и уложить вдеревянные саркофаги, имеющие форму тел и украшенные изображениями совершеннодругих лиц и длинными иероглифическими надписями, обращенными к мертвым. Онипозволили мне взять их с собой в Александрию.

Держа под каждой рукой по саркофагу, я вышел из склепа,оставив там обеспокоенного и взволнованного демона.

Из чувства уважения и желания сделать все, как подобает,едва добравшись до города, я нанял людей и велел им со всей осторожностьюдоставить саркофаги в мой дом. Потом я спрятал их в саду глубоко под землей,все время объясняя вслух Акаше и Энкилу, что им не придется провести в землемного времени.