Он приблизился ко мне, и не успел я опомниться, как ужеоказался поднятым с кушетки и безуспешно пытающимся отражать сыплющиеся на меняудары. Схватив меня за горло, он с такой силой швырнул меня к противоположнойстене, что я почувствовал, как от удара хрустнули кости плеча и руки. Японимал, что еще немного – и он размозжит о камень мою голову, переломает мневсе кости, а потом обольет меня маслом и подожжет. И тогда я навсегда исчезнуиз его вечной жизни, как будто меня и не было, как будто я не знал его страшнуютайну и не пытался в нее проникнуть.

Я боролся так, как мне никогда еще не приходилось бороться.Но моя сломанная рука нестерпимо болела, а его сила в сравнении с моей былапримерно такой же, как моя сила в сравнении с твоей. Вместо того чтобы схватитьего за вцепившиеся в мое горло руки, что было бы вполне естественно, я воткнулпальцы прямо ему в глаза. Несмотря на то что руки буквально раздирало от боли,я употребил всю имеющуюся у меня в запасе силу, чтобы вдавить ему глаза прямо вчереп.

Он взвыл и выпустил меня. Лицо его заливала кровь. Проскочивмимо него, я бросился к двери в сад. Я никак не мог отдышаться, после того какон с такой силой сдавил мое горло, и остановился, прижимая к себе сломаннуюруку. И тут уголком глаза я увидел нечто такое, что буквально потрясло меня: всаду взметнулся к небу огромный фонтан земли и воздух вокруг стал непрозрачными густым, как дым. Сметенный с ног порывом ветра, я потерял равновесие иударился о дверной косяк. Оглянувшись назад, я заметил, что демон сноваприближается ко мне и глаза его по-прежнему горят от ярости, только уже глубоковнутри черепа. Он выкрикивал какие-то египетские проклятия, что-то вроде того,что я уйду в небытие вместе с демонами и что никто не станет меня оплакивать.

Вдруг лицо его застыло и превратилось в маску ужаса. Онрезко остановился и выглядел в своем испуге едва ли не смешно.

И тогда я увидел то, что он увидел раньше меня: фигуруАкаши, прошедшую справа от меня. Полотняные бинты с ее головы и рук былисорваны, и вся она была покрыта слоем песка. Глаза ее по-прежнему оставалисьнеподвижными. Медленными шагами она надвигалась на него, а он словно прирос кместу, не в силах даже убежать, чтобы спастись.

Опустившись на колени, он стал бормотать что-топо-египетски. Сначала в тоне его голоса слышалось удивление, но потом оносменилось непреодолимым страхом. Она все приближалась к нему, оставляя за собойследы на песке, с каждым медленным скользящим шагом все с большей яростьюсрывая с себя опоясывавшие тело бинты. Он повернулся, упал на четвереньки ипополз, как будто неведомая сила не позволяла ему вскочить на ноги. Я несомневался, что эта сила исходила именно от нее. В конце концов он так изастыл, распластавшись по земле, с торчавшими вверх локтями, не способный дажепошевелиться.

Спокойно и очень медленно она сначала наступила на егоправое колено, расплющив плоть в лепешку. Кровь из-под ее ступни брызнула вовсе стороны. Следующий ее шаг пришелся ему в область таза, отчего демонвзревел, словно раненый зверь, и кровь потекла уже рекой. Потом она наступилана его плечо, а последний ее шаг раздавил ему голову, которая треснула под ееступней, как перезревший желудь. Вопли и рев прекратились, но из подрагивающихи подергивающихся останков все еще текла кровь.

Она обернулась ко мне, и я увидел, что выражение ее лицанисколько не изменилось – оно оставалось таким же бесстрастным, словно она дажене заметила, что произошло с этим несчастным, как не замечала и единственногооставшегося свидетеля всего случившегося, который в ужасе прижался к стене.Медленно она продолжала топтать кровавые останки, пока окончательно непревратила их в бесформенное месиво.

Теперь даже представить себе было невозможно, что этипузырящиеся, переливающиеся и пульсирующие куски чего-то, в которых до сих порсохранялась жизнь, когда-то имели форму человеческого тела.

При мысли о том, что там действительно может еще теплитьсяжизнь и что это и есть настоящее бессмертие, я буквально остолбенел.

Наконец она остановилась и повернулась влево – так медленно,что больше походила на поворачивающуюся на цепях статую. Рука ее поднялась, и вту же секунду лампа, стоявшая возле кушетки, повисла в воздухе, а потом упалана кровавое месиво. Пламя тут же охватило разлившееся масло.

Огненные языки заплясали по останкам Старейшего; казалось,что кровь заставляет огонь разгораться еще сильнее, выбрасывая вверх черныеклубы дыма, однако никакого запаха, кроме запаха горящего масла, я нечувствовал.

Я стоял на коленях, прислонившись головой к косяку двери.Еще немного, и я бы потерял сознание от ужаса. Я видел, как он сгорел ипревратился в прах. Я видел, как она стояла, освещенная пламенем, и на лице ееабсолютно ничего не отражалось – ни мыслей, ни желаний, ни ощущения триумфа.

Затаив дыхание, я ждал, когда она обратит свой взгляд наменя. Но этого не случилось. Через некоторое время огонь начал затухать, и японял, что она вновь лишилась способности двигаться. Она снова вернулась всостояние полного покоя и неподвижности.

В комнате стало совсем темно. Огонь погас. Меня мутило отзапаха горелого масла. С остатками бинтов на теле Акаша походила на египетскуюстатую, стоящую на фоне сияния догорающих углей и блеска позолоты на мебели,отражающей падающий с неба свет звезд. Несмотря на изысканность искусстваримских мастеров, убранство комнаты в какой-то степени напоминало убранствоцарских гробниц.

Я с трудом поднялся на ноги, чувствуя сильнейшуюпульсирующую боль в плече. Я ощущал, как бросилась к тому месту кровь, чтобыизлечить сломанную руку, но повреждение было весьма существенным. Я не знал,сколько времени мне понадобится, чтобы оправиться окончательно.

Конечно же, я понимал, что процесс излечения потребовал быгораздо меньше времени, если бы я мог напиться ее крови. Возможно, она излечилабы меня мгновенно. И тогда уже сегодня ночью мы уехали бы из Александрии. Яувез бы ее как можно дальше от Египта.

И вдруг до меня дошло, что эти мысли внушает мне она.Откуда-то издалека, словно не произнесенные, а выраженные на уровне чувств,доносились до меня ее слова.

Я ответил ей точно так же:

– Я много путешествовал по миру и потому могу увезтитебя в наиболее безопасные места.

Возможно, однако, что наш диалог происходил только в моемвоображении. Так же как и то всеобъемлющее чувство любви к ней, которое яиспытывал. Меня буквально сводила с ума мысль о том, что этот кошмар некончится никогда, что естественная старость или смерть никогда не успокоит моистрахи и не избавит меня от боли, как я когда-то надеялся.

Однако теперь это уже не имело значения. Гораздо важнее былосознавать, что я сейчас наедине с ней и что в темноте ее можно принять заобыкновенную женщину, стоящую передо мной юную богиню, полную жизни, мыслящую,мечтающую и разговаривающую со мной нежным голосом.