"Ты должен убежать отсюда. Должен каким-то образомспуститься со склона. Спрыгнуть вниз и удрать по крышам", –промелькнуло у меня в воспаленном мозгу. То, что это существо, Петрония,вознамерилось меня убить, я не сомневался.

На меня вновь накатила дурнота – жаркая, черная, полная отчаяния.Во мне все еще бродило зелье, которое я не мог побороть.

Прошло какое-то время, и я увидел на фоне голубого небасмутные очертания женщины, услышал, как она тихо и быстро что-то говорилапо-итальянски, а потом почувствовал резкий укол в руку. Я разглядел, как оналовко управлялась со шприцем с иглой, и хотел запротестовать, но не смог. Вследующий момент она уже брила мне лицо маленькой электробритвой, которая, какшумный зверек, бегала по верхней губе и подбородку.

Женщина разговаривала со своей подругой на итальянском, и,хотя я немного знал этот язык, удалось разобрать лишь, что она жалуется.Наконец она отошла в сторону, и я ее разглядел: молодая, черноволосая, схарактерным разрезом глаз – типичная итальянка.

"Почему ты, хотелось бы мне знать? – обратиласьона ко мне с сильным акцентом. – Почему не я после стольких лет? Я всеслужу ей и служу, а она приводит тут кого-то и велит мне подготовить его. Явсего лишь рабыня".

"Помоги мне выбраться отсюда, – попросил я, –и я сделаю тебя богатой".

Девушка расхохоталась.

"Ты даже не хочешь этого, а оно все равно тебеперепадает! – насмешливо сказала она. – И почему? Потому что у неетакая прихоть. – Она говорила без злобы, но упрямо. – Все делаеттолько по прихоти. Приходит. Уходит. Живет то в одном палаццо, то вдругом". – Девушка отложила шприц. Я услышал, как звякнул металл.Теперь в руке у нее оказались длинные ножницы, и она отрезала у меня локонволос.

"Что ты мне вколола? – спросил я. – Зачемпобрила? Где Петрония?"

Она расхохоталась, ей вторила вторая молодая женщина,подошедшая ко мне с другой стороны. Эта тоже была стройная, модная итальянка схорошеньким личиком, под стать той, что сейчас меня стригла. Она загородиласобою солнце, так что ее тень падала на меня.

"Нам бы следовало тебя убить, – сказала этановенькая, – чтобы ей ничего не досталось. А мы сказали бы, что тыумер".

Обе громко расхохотались своей шутке.

"Почему вы желаете мне зла?" – спросил я.

"Потому что вместо нас она выбрала тебя! –ответила та, что делала мне укол. Она разозлилась, но голоса неповысила. – Дазнаешь ли ты, сколько мы ждали? Она водит нас за нос ссамого нашего детства. И вечно у нее находятся отговорки – разве что, когдаразозлится, ей не нужны никакие отговорки и, Боже упаси, тогда попасться ей наглаза!" – Она принялась расчесывать мои волосы. – Ну, насколько явижу, ты готов".

"Не бойся, – сказала вторая. Она возвышалась надомной со сложенными на груди руками. Холодное выражение лица. Красивые губыскривились в презрительной усмешке. – Мы тебе не причиним зла. Она бы всеравно узнала. И тогда уж точно поубивала бы нас".

"Вы говорите о Петронии?"

"Ты ничего не знаешь, – сказала та, чторасчесывала мне волосы. – Она просто играет с тобой, а потом все равноубьет, как всех остальных".

Я чувствовал, как по жилам разливается лекарство, или мнеэто только казалось? Я мучился от жары, от дурных предчувствий, пребывая ни взабытьи, ни в сознании.

"Даже не пытайся подняться", – сказалаженщина с расческой, но я попытался и оттолкнул ее от себя.

Она упала, пробормотав что-то по-итальянски. Кажется, онавыругалась.

"Надеюсь, она будет тебя пытать!" – сказалаитальянка.

Я лежал на спине и представлял, как подползу к балюстраде.Мне сразу следовало бы спрыгнуть вниз, пусть даже здесь и было высоко. Я глупопоступил, что не попытался этого сделать. Веки мои закрылись. До меня все ещедоносились их голоса, вульгарный жестокий смех. Я возненавидел обеих.

"Послушайте, – сказал я. – Помогите мнедобраться до перил, я сам перемахну через них. Позже скажете, что я спрыгнул.Скорее всего, я умру, и вы тогда порадуетесь, что освободились от меня, совсем,как... совсем как..." – Я не мог заставить язык повернуться. Я даже не былуверен, удалось ли мне произнести то, что, как мне казалось, произнес.

Я медленно терял сознание и уже не видел ничего вокруг.

Кровать начала куда-то перемещаться, и вначале я подумал,что это мне кажется из-за головокружения, но потом я услышал скрип колесиков.Наступила блаженная прохлада, с меня начали срывать одежду, а потом погрузилимое тело в теплую воду.

Какое блаженство, подумал я. Меня купали, смывая пот и жар,но я больше не слышал голосов молодых женщин.

"Послушай меня", – произнес чей-то голоспрямо у меня над ухом.

Я попытался открыть глаза. В первую секунду увидел потолок,украшенный живописью – огромное синее небо с летающими по нему богами ибогинями: Вакх на колеснице в окружении сатиров, несущих венки и побегизеленого плюща, а за ними шествуют менады, вечные спутницы этого бога, вразорванных одеждах, со спутанными волосами.

Потом я разглядел юношу, который меня купал. Это был один изтех необычайно красивых молодых итальянцев, у которых густая вьющаяся чернаяшевелюра, мускулистые руки и широкая грудь.

"Я с тобой говорю, – сказал он с сильнымакцентом. – Ты меня понимаешь?"

"Вода очень приятная", – попытался сказать я,но не уверен, что мне это удалось.

"Ты меня понимаешь?" – повторил он свой вопрос.

Я попытался кивнуть, но голова упиралась в край ванны,поэтому сказал: "да".

"Она подвергнет тебя испытаниям, – сказал он, продолжаясвое дело. Он зачерпывал воду ладонями и выливал на меня. – Если непройдешь проверку, она тебя убьет. Так происходит всегда с теми, кто неоправдывает ее ожиданий. Ты ничего не добьешься, если начнешь ейсопротивляться. Запомни мои слова".

"Помоги мне убраться отсюда", – сказал я.

"Не могу".

"Я тебя награжу, – стараясь говорить как можночетче, произнес я. – У меня много денег. Ты веришь?"

Он выпучил глаза и покачал головой.