5. Составить программу изучения произведений Маяковского для средней школы и вузов.

6. Обратиться к композиторам с просьбой написать музыку к маршам и песням Маяковского.

7. Маяковскому — читать свои новые произведения на активе комсомола Красной Пресни.

8. Просить Маяковского принять участие в налаживании работы рабочих литкружков.

9. Созвать в Доме комсомола Красной Пресни конференцию библиотечных работников и преподавателей литературы совместно с представителями от рабочего читателя.

10. Поручить Дому комсомола совместно с Литературным музеем издать сборник критических материалов — критику читателя и марксистские исследования произведений поэта, (выделено мною. — Авт.)

11. Просить Народный комиссариат просвещения поставить перед Совнаркомом вопрос о присвоении Маяковскому звания народного поэта Республики».

Резолюцию ставят на голосование: за — большинство, но не все.

Против: никто не голосует против.

Выступая через два месяца в Доме комсомола на Красной Пресне, Владимир Владимирович вновь заговорил о выставке: «Основная цель выставки — расширить ваше представление о работе поэта. Показать, что поэт — не тот, кто ходит кучерявым барашком и блеет на лирические любовные темы. Но поэт — тот, кто в нашей обострённой классовой борьбе отдаёт своё перо в арсенал вооружения пролетариата, который не гнушается никакой чёрной работы, никакой темы о революции, о строительстве народного хозяйства и пишет агитки по любому хозяйственному вопросу… Товарищи, вторая задача — это показать количество работы. Для чего мне это нужно? Чтобы показать, что не то, что восьмичасовой рабочий день, а шестнадцати-восемнадцатичасовой рабочий день характерен для поэта, перед которым стоят огромные задачи, стоящие сейчас перед

Республикой. Показать, что нам отдыхать некогда, но нужно изо дня в день не покладая рук работать пером…» [3.19]

В предисловии к книге своего мужа Бориса Корнилова «Стихотворения и поэмы» Ольга Берггольц вспоминала о посещении этого грандиозного мероприятия: «Никогда не забуду, как в Доме печати на выставке Владимира Владимировича „Двадцать лет работы“, которую почему-то почти бойкотировали „большие“ писатели, мы, несколько человек-сменовцев, буквально сутками дежурили около стендов, физически страдая от того, с каким грустным лицом ходил по пустующим залам большой, высокий человек, заложив руки за спину, ходил взад и вперёд, словно ожидая кого-то очень дорогого и всё более убеждаясь, что этот дорогой человек не придёт».

Выставочные материалы переданы Публичной библиотеке им. В. И. Ленина для их дальнейшего использования в других городах. Ударная бригада «по изучению и пропаганде работы В. В. Маяковского» просила поэта профинансировать своё участие, для чего было решено организовать несколько встреч с читателями, а собранные средства передать комсомольцам.

Хороший план, боевой. Жаль только, что «бригадовцы» забыли посоветоваться по этому поводу со старшими партийными товарищами, у которых было совсем иное мнение, да и в стране начали происходить совершенно новые процессы, далёкие от такого митингового молодёжного экстаза.

Весной 1929 года началась радикальная реформа Академии наук СССР. Партия никак не могла смириться с тем, что члены «Василеостровского Ватикана», как называли академиков, как один не приняли Октябрьскую революцию и в большинстве своём по-прежнему демонстративно дистанцировались от большевистского официоза. В течение первых послереволюционных лет Академия наук во главе со своим бессменным президентом академиком А. П. Карпинским принципиально продолжала жить по своему Уставу от 1836 года. Поэтому в ноябре 1925 года Политбюро ЦК ВКП(б) было вынуждено создать специальную комиссию по связям с академиками и подготовке выборов новых членов Академии уже по партийному принципу. Эта попытка разделить учёных в прямом смысле на «наших», «не наших» и «не определившихся» вызвала громкий скандал в научной среде. В декабре 1929-го на торжественном собрании в ленинградском 1-м Медицинском институте, посвящённом столетию со дня рождения И. М. Сеченова, нобелевский лауреат и почётный член 130 международных академий и научных обществ И. П. Павлов[164], выступавший с основным докладом, обратился к портрету юбиляра со словами: «О, высокая, так строгая к себе тень…

Как бы ты страдала, если бы в живом, человеческом облике оказалась между нами… Мы живём под гнётом жесточайшего принципа: власть, государство — всё, частная жизнь — ничто… но на таких принципах, господа, не только культурного государства не создашь, вообще ничего не построишь, несмотря ни на какие Днепрострои и Волховстрой…» [1.273]

После такого демарша, поддержанного практически всем научным сообществом, многие из академиков были обвинены во вредительстве. Комиссию по проведению чистки в академической среде возглавлял «чекист № 2» Яков Христофорович Петерс.

В результате последовавших оргвыводов погибли знаменитые учёные, имевшие международную научную репутацию и известность: археолог В. Н. Бешеневич, историк М. М. Богословский, зоолог А. А. Бялицкий-Бируля, физик А. Ф. Вальтер, философ Б. М. Гессен, историк-славист Н. Н. Дурново, основоположник советской радионавигации В. И. Баженов, генетик и географ Н. И. Вавилов и другие.

Аналогичной была ситуация и в Институте истории искусств во главе с Ф. И. Шмитом — вскоре он вообще был закрыт.

Было оперативно заменено руководство МХАТа: вместо В. И. Немировича-Данченко театр возглавил 29-летний актёр Николай Павлович Хмелёв (будущий народный артист СССР и лауреат трёх Сталинских премий 1-й степени). Освобождён от занимаемой должности директор Пушкинского дома академик П. Н. Сакутин, на этом посту его через год сменил А. В. Луначарский — теперь уже бывший народный комиссар просвещения, но всё ещё преданный патрон Маяковского.

Вновь была ограничена деятельность творческих союзов, для чего народный комиссар НКВД РСФСР В. Н. Толмачёв подписал секретный циркуляр о запрете регистрации новых творческих и научных объединений.

К проблеме партийного руководства «креативным классом» ЦК ВКП(б) вынужденно вернётся в 1932 году, утвердив решение о необходимости создания Союза писателей СССР. При этом борьба с внутренней контрреволюцией в стране становится всеобъемлющей.

Очевидно, что в таких беспощадных условиях творческое поведение В. В. Маяковского выглядит даже не как вызов обществу, а как осознанная и какая-то немыслимая провокация. В отличие от большинства коллег по цеху, Владимир Владимирович продолжает быть верным принципам Великой революции: «заменить эгоизм нравственностью, честь честностью, обычаи принципами, благопристойность обязанностями, тиранию моды господством разума, презрение к несчастью презрением к пороку, наглость гордостью, тщеславие величием души, любовь к деньгам любовью к славе, хорошую компанию хорошими людьми, интригу заслугой, остроумие талантом, блеск правдой, скуку сладострастия очарованием счастья, убожество великих величием человека, любезный, легкомысленный и несчастный народ народом великодушным, сильным, счастливым, то есть все пороки и все нелепости монархии заменить всеми добродетелями и чудесами республики» — это цитата из знаменитой речи Максимилиана Робеспьера «О принципах политической морали», произнесённой им в Конвенте 5 февраля 1794 года.

Откуда в нём это самоубийственное упрямство, которое не разделялось никем из его близких, включая Лили Брик?

Поэт никогда не скрывал, что его род относился к столбовым дворянам, об этом он неоднократно напоминал читателям в своих стихотворениях:

Я взнуздаю,

я смирю

чувства

отпрысков дворянских…

(Маяковский В. В. Письмо