Мелькнула мысль, что, будь у нее кинжал, смогла бы убитьэтого тирана. Говорят, раньше дочери богатых вельмож носили в волосах длясамозащиты отравленные шпильки. Потом, правда, настали времена поспокойнее,опасная мода ушла.

Губы Придона изогнулись в горькой улыбке. Итанияприслушалась, ей показалось, что он произнес ее имя. Веки затрепетали. Онапоспешно отвернулась к окну. Ложе за спиной заскрипело, словно по немуперекатывали скалу.

Итания не двигалась, глаза смотрели вдаль поверх крепостнойстены. За спиной послышался легкий шум. Воздух колыхнулся, она ощутилаприближение сухого жара. Широкие ладони опустились на ее обнаженные плечи.

– Итания, – послышался шепот над самым ухом.

Она не двигалась, мгновение спустя шею ожгли горячие губы.По телу покатились теплые волны, она помимо воли ощутила приятное чувство.Пришлось сцепить зубы и стоять все так же неподвижно, не поворачиваясь, небросаясь на него с оскорблениями, обидами, обвинениями. Просто не обращаявнимания, это задевает мужчин больше, уже знала.

– Итания, – повторил он. Она ощутила жаркое, какиз пасти дракона, дыхание. – Я не верю, что не смогу растопить твой лед…Огонь сжигает меня изнутри, его хватит, чтобы растопить все льды на вершинахгор…

– Но не тот лед, – ответила она холодно, –что внутри меня.

Его ладони соскользнули с ее плеч. Она покрепче уцепилась впростыню, удержала. Придон приподнялся, хлопнул в ладоши.

Дверь открылась, двое дюжих слуг внесли металлическую ванну.На ложе старались не смотреть, пугливо поставили и поспешно удалились. Итания,несмотря на измученность во всем теле, ощутила слабый гнев: артане гнушаютсяработой во дворце, потому и сохранили жизнь слугам, чтобы самим не убирать, неразводить огонь, не готовить еду…

Она поднялась, вошли служанки, Гелия подала Итании руку ипомогла переступить через высокий борт. Вторая служанка хлопнула в ладоши, вкомнату вереницей начали входить молодые девушки с большими кувшинами наплечах, на голове, в руках. Быстро выливали горячую воду, уходили, а Гелия ивторая служанка, загородив от Придона своими телами прекрасную принцессу,помогали ей отмыться от его рук.

Он наблюдал за ними с интересом, их чувства просты ипонятны. Он сам прост… все еще чувствует себя простым, но ему уже ведом языкзверей и ропот волн, он может читать даже по их спинам, как люто и бессильно ненавидятего, простого грубого варвара, что посмел обидеть их прекрасную жемчужину…

Пусть, подумал он тускло. Ведь ненавидят меня за Итанию, аза нее я сам возненавижу всякого, кто только подумает ее обидеть или чем-тоогорчить. И себя ненавижу… И только слабая надежда… нет, не слабая, астрастная, страстнейшая… остается, что когда-то и как-то он сможет… сумеет…

Итания старалась не бросать испуганные и негодующие взглядына Придона. Ее с детства учили держать лицо надменным и равнодушным, ибоона – тцарская дочь, придворные по ее лицу многое могут понять, узнать ипросто догадаться. Она не должна давать пищи для толков, ее лицо в интересахпокоя державы должно быть непроницаемым, и сейчас она изо всех сил делала еготаким.

Придон, как ей показалось, все же в некоторомзамешательстве. Его черные, как спелые сливы, глаза не отрываются от нее, онаощущает жар в том месте, куда падает взгляд, но она ясно чувствует егорастерянность, его страх, его уязвленную гордость…

Ложе заскрипело, Итания поняла, что этот человекподнимается. Девушки сжались, их ладони терли ей спину невпопад, бедныеиспуганные мышки, горбились, и тут на них упала тень, резкий голос спросилвластно:

– А где ларец, что я велел внести?

Гелия ответила торопливо:

– Он за дверью, господин!

– Почему не здесь?

– Но госпожа… она еще в ванной…

– Внесите, – велел Придон.

Он проследил взглядом, как она метнулась к дверям, нискольконе смущаясь, что голый, затем неторопливо оделся, все так же не обращаявнимания на женщин. Дверь распахнулась, Гелия вошла, откинувшись назад всемкорпусом и держа перед собой огромный ларец из слоновой кости. Стражи из числаартан неспешно закрыли за ней двери, сперва бросив любопытствующие взгляды надевушек вокруг ванны.

Гелия опустила ларец на стол.

– Господин…

Придон хотел напомнить, что он не просто господин, а отнынетцар всей Куявии, но руки уже с трепетом сорвали замочек. Крышка сухо щелкнула,приподнялась. Изнутри хлынул чистый свет, будто на дне ларца лежала крупинкасолнца.

– Великолепно! – вырвалось у него. – Итания,взгляни…

Он поперхнулся, его руки нырнули в ларец, Итания задержаладыхание, а у девушек вырвался единый вопль восторга. Жемчужное ожерелье быловерхом совершенства. От крупных жемчужин шел дивный свет.

– Это тебе, – сказал Придон торопливо. Он шагнул кванне с ожерельем в протянутых руках. – Надень, только оно из всехукрашений достойно тебя!.. Это ожерелье, созданное самим Руевитом для богиникрасоты и любви. Но она рассердила его, и он не подарил ей эту красоту. Затоты…

Итания подавила крик восторга, ее лицо не дрогнуло, а голоссумела заставить прозвучать холодно и равнодушно:

– Мне что, встать и вот так голой надеть?

Он вскрикнул:

– Итания!

– Как прикажете… господин, – произнесла онамстительно.

Он взревел, как раненый зверь. Никогда не умел разговариватьс женщинами, а сейчас, торопясь подарить сокровище, не заметил, как попал всмешное положение, куда более опасное для воина, чем удар топором по голове.

– Итания, – прошептал он потерянно, – да, ядурак, я не умею ухаживать, не умею говорить сладкие слова… Я многое не умею изтого, что говорят! Но я буду учиться и такому никчемнейшему для воина делу,как… говорить красивые слова!

Он выглядел таким растерянным, что ее сердце дрогнуло, онаответила мягче:

– Разве для песен подбирал не самые красивые слова?

– Для песен? – удивился он. – Для них яничего не подбирал!.. Это все само. А для тебя – буду. Что хочешь –буду!

Она посмотрела на служанок, те молча поклонились и ушли,поспешные, словно бегущие от пожара мыши. Придон смотрел на нее жадно, оназаставила себя усмехнуться холодно, между ними стена, и она сделает все, чтобыукрепить ее со своей стороны.

Придон, судя по его изменившемуся лицу, увидел холод в ееглазах, напрягся, готовый встретить удар, отразить и ударить в ответ: это унего в крови, он боец. Он не может иначе. Он бьет в ответ непроизвольно, дажене глядя, с какой стороны удар и кто его наносит.

Грудь ее поднялась, глаза сердито сверкнули. Она знала, чтов этот момент выглядит восхитительно, даже служанки говорили, придворныельстили, да и сама она могла оценить, ибо зеркала в ее покоях висели всюду.