Он вошел к Кириллову, имея вид злобный и задорный. Ему какбудто хотелось, кроме главного дела, что-то еще лично сорвать с Кириллова,что-то выместить на нем. Кириллов как бы обрадовался его приходу; видно было,что он ужасно долго и с болезненным нетерпением его ожидал. Лицо его былобледнее обыкновенного, взгляд черных глаз тяжелый и неподвижный.

– Я думал, не придете, – тяжело проговорил он из угладивана, откуда, впрочем, не шевельнулся навстречу. Петр Степанович стал предним и, прежде всякого слова, пристально вгляделся в его лицо.

– Значит, всё в порядке, и мы от нашего намерения неотступим, молодец! – улыбнулся он обидно-покровительственною улыбкой. – Ну такчто ж, – прибавил он со скверною шутливостью, – если и опоздал, не вамжаловаться: вам же три часа подарил.

– Я не хочу от вас лишних часов в подарок, и ты не можешьдарить мне… дурак!

– Как? – вздрогнул было Петр Степанович, но мигом овладелсобой, – вот обидчивость! Э, да мы в ярости? – отчеканил он всё с тем же видомобидного высокомерия. – В такой момент нужно бы скорее спокойствие. Лучше всегосчитать теперь себя за Колумба, а на меня смотреть как на мышь и мной необижаться. Я это вчера рекомендовал.

– Я не хочу смотреть на тебя как на мышь.

– Это что же, комплимент? А впрочем, и чай холодный, –значит, всё вверх дном. Нет, тут происходит нечто неблагонадежное. Ба! Да ячто-то примечаю там на окне, на тарелке (он подошел к окну). Ого, вареная срисом курица!.. Но почему ж до сих пор не початая? Стало быть, мы находились втаком настроении духа, что даже и курицу…

– Я ел, и не ваше дело; молчите!

– О, конечно, и притом всё равно. Но для меня-то оно теперьне равно: вообразите, совсем почти не обедал и потому, если теперь эта курица,как полагаю, уже не нужна… а?

– Ешьте, если можете.

– Вот благодарю, а потом и чаю.

Он мигом устроился за столом на другом конце дивана и счрезвычайною жадностью накинулся на кушанье; но в то же время каждый мигнаблюдал свою жертву. Кириллов с злобным отвращением глядел на него неподвижно,словно не в силах оторваться.

– Однако, – вскинулся вдруг Петр Степанович, продолжая есть,– однако о деле-то? Так мы не отступим, а? А бумажка?

– Я определил в эту ночь, что мне всё равно. Напишу. Опрокламациях?

– Да, и о прокламациях. Я, впрочем, продиктую. Вам ведь всёравно. Неужели вас могло бы беспокоить содержание в такую минуту?

– Не твое дело.

– Не мое, конечно. Впрочем, всего только несколько строк:что вы с Шатовым разбрасывали прокламации, между прочим с помощью Федьки,скрывавшегося в вашей квартире. Этот последний пункт о Федьке и о квартиревесьма важный, самый даже важный. Видите, я совершенно с вами откровенен.

– Шатова? Зачем Шатова? Ни за что про Шатова.

– Вот еще, вам-то что? Повредить ему уже не можете.

– К нему жена пришла. Она проснулась и присылала у меня: гдеон?

– Она к вам присылала справиться, где он? Гм, это неладно.Пожалуй, опять пришлет; никто не должен знать, что я тут…

Петр Степанович забеспокоился.

– Она не узнает, спит опять; у ней бабка, Арина Виргинская.

– То-то и… не услышит, я думаю? Знаете, запереть бы крыльцо.

– Ничего не услышит. А Шатов если придет, я вас спрячу в тукомнату.

– Шатов не придет; и вы напишете, что вы поссорились запредательство и донос… нынче вечером… и причиной его смерти.

– Он умер! – вскричал Кириллов, вскакивая с дивана.

– Сегодня в восьмом часу вечера или, лучше, вчера в восьмомчасу вечера, а теперь уже первый час.

– Это ты убил его!.. И я это вчера предвидел!

– Еще бы не предвидеть! Вот из этого револьвера (он вынулревольвер, по-видимому показать, но уже не спрятал его более, а продолжалдержать в правой руке, как бы наготове). – Странный вы, однако, человек,Кириллов, ведь вы сами знали, что этим должно было кончиться с этим глупымчеловеком. Чего же тут еще предвидеть? Я вам в рот разжевывал несколько раз.Шатов готовил донос: я следил; оставить никак нельзя было. Да и вам дана былаинструкция следить; вы же сами сообщали мне недели три тому…

– Молчи! Это ты его за то, что он тебе в Женеве плюнул влицо!

– И за то и еще за другое. За многое другое; впрочем, безвсякой злобы. Чего же вскакивать? Чего же фигуры-то строить? Ого! Да мы воткак!..

Он вскочил и поднял пред собою револьвер. Дело в том, чтоКириллов вдруг захватил с окна свой револьвер, еще с утра заготовленный изаряженный. Петр Степанович стал в позицию и навел свое оружие на Кириллова.Тот злобно рассмеялся.

– Признайся, подлец, что ты взял револьвер потому, что язастрелю тебя… Но я тебя не застрелю… хотя… хотя…

И он опять навел свой револьвер на Петра Степановича, как быпримериваясь, как бы не в силах отказаться от наслаждения представить себе, какбы он застрелил его. Петр Степанович, всё в позиции, выжидал, выжидал допоследнего мгновения, не спуская курка, рискуя сам прежде получить пулю в лоб:от «маньяка» могло статься. Но «маньяк» наконец опустил руку, задыхаясь и дрожаи не в силах будучи говорить.

– Поиграли и довольно, – опустил оружие и Петр Степанович. –Я так и знал, что вы играете; только, знаете, вы рисковали: я мог спустить.

И он довольно спокойно уселся на диван и налил себе чаю,несколько трепетавшею, впрочем, рукой. Кириллов положил револьвер на стол истал ходить взад и вперед.

– Я не напишу, что убил Шатова и… ничего теперь не напишу.Не будет бумаги!

– Не будет?

– Не будет.

– Что за подлость и что за глупость! – позеленел от злостиПетр Степанович. – Я, впрочем, это предчувствовал. Знайте, что вы меня неберете врасплох. Как хотите, однако. Если б я мог вас заставить силой, то я бызаставил. Вы, впрочем, подлец, – всё больше и больше не мог вытерпеть ПетрСтепанович. – Вы тогда у нас денег просили и наобещали три короба… Только явсе-таки не выйду без результата, увижу по крайней мере, как вы сами-то себелоб раскроите.

– Я хочу, чтобы ты вышел сейчас, – твердо остановился противнего Кириллов.

– Нет, уж это никак-с, – схватился опять за револьвер ПетрСтепанович, – теперь, пожалуй, вам со злобы и с трусости вздумается всёотложить и завтра пойти донести, чтоб опять деньжонок добыть; за это ведьзаплатят. Черт вас возьми, таких людишек, как вы, на всё хватит! Только небеспокойтесь, я всё предвидел: я не уйду, не раскроив вам черепа из этогоревольвера, как подлецу Шатову, если вы сами струсите и намерение отложите,черт вас дери!