он сказал атаману Фролу Миняеву и старшинам в Черкасском же на беседе, а у кого не помнит: у стрельцов-де с бояры ссора учинилась под Воскресенским монастырем, а за что, не ведает»[924].

В Черкасске в то время, как приехали туда из Москвы атаман Тимофей Соколов с легкой станицей, случайно находился по монастырским делам некий старец, недавний постриженник[925] азовского Предтечева монастыря Дий, в мире — Дорофей Щербачев. Старец прислушивался к происходившим среди казаков разговорам, вступал в беседы с некоторыми из них, говорил, между прочим, с Алексеем Киндяковым, к общению с которым, может быть, было поводом то, что старец сам служил ранее в Преображенском полку в солдатах[926]. Покончив свои дела в Черкасске и собравшись в Азов, старец «впросился» в лодку к возвращавшемуся туда же стрельцу Федору Аристову, ездившему в Черкасск для закупки фруктов и овощей: яблок, арбузов, дынь и огурцов. В лодке Аристова они и поплыли вниз по Дону. По показанию Дия, на пути их нагнали возвращавшиеся в Азов, также в лодке, четверо солдат полка Якова Грека, переведенных в Азов, которые и поплыли с ними бок о бок. Завязался разговор, начавшийся обращенным к Аристову вопросом солдат, на много ли купил он яблок, после чего солдаты поделились слышанными в Черкасске вестями: великого государя в Москве нет; боярин князь Б. А. Голицын без его, государева, указа пришел в Казань, ездит по низовым городам и отбирает оружие. Донские казаки возьмут с собой людей и пойдут к Москве, а боярам-де они, казаки, служить не станут, и ими, казаками, боярам не владеть. К этим вестям переведенцы-солдаты и от себя будто бы прибавили: «вот-де и наше какое житье, что нас в Азов перевели, про то-де великий государь и не ведает, а делают-де бояре без ведома великого государя». Старец Дий впоследствии указывал и приметы этих переведенцев, которые он будто бы хорошо запомнил: один из них был ростом велик, носат, волосом черен. Но спутник старца Федор Аристов упорно отрицал не только такие разговоры, но и самую встречу с переведенцами на Дону, объяснив с четвертой пытки, производившейся уже в 1701 г., что «Дорошка (Дий) его клеплет за его ж, Федкино, добро, что он в то время не взял с него провозу»[927].

20 августа Дий с Аристовым приплыли в Азов. Лодку оставили у расположенной на берегу Дона торговой бани. Вылезши из лодки, Дий обратился к находившемуся здесь и занятому у своей лодки стрелецкому пятидесятнику Никифору Зайцу со словами: «На Москве-де нездорово! Ваших четыре полка стрельцов порубили всех, которые в Азове зимовали. Или вы о том не ведаете?» И он, Никифор, за то его, Дия, избранил: «кто-де тебе про то врал? у нас-де того ничего не слышать, и с Москвы-де пишут, что милостию Божиею все здорово». И он-де, старец, говорил: «…сказывал-де ему в Черкасском донской казак, который был на Москве в станице». Во время этого разговора из бани вышел стрелец Афонка Белов, который потом на допросе об этой встрече показал: «…шел-де он из торговой бани, выпарясь, и у той-де бани стоял старец Дий, а с ним два человека неведомо какого чину. И он-де, старец Дий, говорил с теми людьми: „Вот-де и на Москве четыре полка стрельцов порубили, будто-де не бывали“. И он, Афонка, мимо идучи, молвил ему, старцу Дию, чтоб он так перестал непристойно говорить, а с ним не остановился». Однако спутник Дия на последующих допросах упорно отзывался неведением и об этих разговорах: один раз сказал, что ничего не слыхал, потому что был в то время пьян, а другой раз заявил, что «того ничего он, Федка, не видал и не слыхал, потому что в то время была морская погода и лодку его с товаром залило, а он, Федка, управлялся около тое лодки, воду лил вон и укрывал тое лодку епанчами и рогожами»[928].

Поговорив у бани со стрельцами Никифором Зайцем и Афонкой Беловым, старец Дий вошел в баню. В бане он застал нескольких мывшихся стрельцов и начал с ними вести те же речи. «Августа-де в 20 числе, — показывал стрелец Афонка Панкратов, — был он в торговой бане, и в то-де время приехал из Черкасского Предтечева монастыря старец Дий и парился в той же бане, и стрельцов всех бранил матерны и говорил возмутительные и непристойные слова: уж-де вашу братью стрельцов четыре полка, которые зимовали в Азове, всех порубили, а вас-де и достальных всех немцы порубят, а вы-де не умеете за себя и стать. Хотя-де вы за себя не стоите, а донские-де казаки давно готовы. И в то-де время учали на него, старца Дия, многие кричать: что-де он, чернец, врет? то-де дело не наше! А он-де, Афонка, за то в него, старца Дия, шайкою бросил». То же показывал и другой посетитель бани, Авдей Логинов: «…того-де числа в торговой бане он, Дий, стрельцом говорил: дураки-де они, что не умеют за свои головы стоять. И стрельцы-де сказали: не наше-де то дело!»[929] Дий вернулся в Азов из Черкасска, точно наэлектризованный слышанными там известиями о гибели четырех стрелецких полков, никак не мог сдержать своего возбуждения и, где только мог, эти известия разглашал, высказывая негодование. На другой день по приезде, 21 августа, как показывал иеромонах того же Предтечева монастыря Павел, живший с Дием в одной келье, «он, Дий, говорил за трапезою при братье и при служебниках вслух и кричал: на Москве-де четыре полка стрельцов и солдат Преображенского и Семеновского полков, которые посланы были против стрельцов и с ними не бились, порубили всех. А великий-де государь благородный царевич и великий князь Алексей Петрович окопался на Бутырках. И он-де, Павел, и братья его, Дия, унимали». Эти речи Дия заключали в себе заметную прибавку сравнительно со слышанными в Черкасске вестями, именно прибавку о том, что перерубили, кроме четырех стрелецких полков, еще и тех потешных солдат преображенцев и семеновцев, которые не хотели со стрельцами биться. Что Дий действительно говорил такие слова за трапезой, подтвердили присутствовавшие на трапезе свидетели: старец Маркел, знакомый уже нам, бывший накануне в бане Авдей Логинов и монастырские служебники: иконописец Васька Иванов и Гришка Логинов[930].

В тот же день, 21 августа, встретив на плавучем мосту через Дон пятисотного стрелецкого Конищева полка Степана Никифорова, старец Дий и ему сообщил о том, что переказнены все четыре полка, зимовавшие раньше в Азове и потому знакомые жителям