Расистские настроения не были монополией демократов. Довоенные законы об исключении негров из общественной жизни, принятые в некоторых штатах Среднего Запада, пользовались поддержкой немалого количества вигов. В 1862 году около ⅖ республиканских избирателей присоединились к демократам, чтобы подтвердить действие такого закона на референдуме. Сенатор Лаймен Трамбл, создатель закона о конфискации, признавал: «На Западе (я знаю это на примере моего собственного штата) существует колоссальное неприятие того, чтобы свободные негры жили среди нас. Наши люди не хотят иметь с неграми ничего общего»[917]. Чтобы успокоить волнения, некоторые республиканцы начали утверждать, что именно рабство побудило негров бежать на Север в поисках свободы; освобождение оставит представителей этой тропической расы на Юге, где они смогут наслаждаться свободой в подходящих для них условиях. Однако данный тезис вызвал немалый скепсис. Чтобы решить вопрос со страхом населения перед миграцией негров, ставший настоящей ахиллесовой пятой партии, многие республиканцы начали выступать за колонизацию.

Такое решение проблемы межрасовых отношений жестко, но действенно резюмировали слова одного солдата из Иллинойса: «Я против освобождения негров и того, чтобы они жили среди нас, и старина Эйб тоже против этого, поэтому мы отправим их в колонии»[918]. «Старина Эйб» в 1862 году действительно был сторонником колонизации. Еще со времен своей деятельности в Иллинойсе он привык держать руку на пульсе общественного мнения по данному вопросу и считал, что пропаганда колонизации действеннее всего ослабит пафос противников освобождения, который мог привести к поражению республиканцев на выборах 1862 года. Это предложение стало лейтмотивом встречи президента с лидерами негритянских общин в округе Колумбия, которых он пригласил на встречу в Белый дом 14 августа. Рабство было «величайшим злом, причиненным всем людям», — начал Линкольн свое обращение к делегации. Но даже если рабство будет упразднено, расовые различия и предрассудки никуда не денутся. «Многие представители вашей расы очень сильно страдают, живя среди нас, и нам также тяжело от вашего присутствия». У чернокожих очень мало шансов достичь равенства, проживая на территории Соединенных Штатов. «Часть нашего народа, как ни горько признать, не желает, чтобы свободные цветные люди жили среди него… Я сейчас не хочу обсуждать это, но просто привожу факт, который мы должны учитывать. Я не могу изменить это, даже если попытаюсь». Факт этот, продолжил Линкольн, делает необходимым эмиграцию негров в другие страны, где у них будет больше возможностей. Президент обратился к лидерам общин с просьбой набрать добровольцев для первого колонизационного проекта в Центральной Америке, причем финансировать его должно было правительство. Если такой проект завершится удачей, он подготовит почву для эмиграции многих тысяч, которые получат свободу в результате войны[919].

Большинство представителей общин высмеяли и осудили предложение Линкольна. «Эта страна наша в той же мере, что и ваша, — возразил президенту представитель Филадельфии, — и мы не покинем ее». Фредерик Дуглас обвинил Линкольна в «оскорблении негров» и «лицемерии». Высказывания президента, говорил Дуглас, побудят «невежественных и низких» белых «к совершению насилия и возбуждению ненависти к цветным». Аболиционисты и многие радикальные республиканцы последовательно выступали против колонизации как расистской и негуманной меры. «Насколько лучше, — писал Сэлмон Чейз, — смотрелись бы мужественный протест против расистских предрассудков и благоразумные усилия, направленные на обустройство освобожденных в самой Америке!»[920]

Но консерваторы обвинили своих радикальных коллег в игнорировании непреложных расовых различий. «Аболиционисты могут толковать сколько угодно о том, что конец рабства значит и конец напряженности, — писал консервативно настроенный деятель, — [но] самые большие сложности как раз тогда и начнутся! Вопрос о расовых различиях глубокий и пугающий». Две трети республиканцев в Конгрессе в конце концов убедились, что напряженность необходимо снять, и проголосовали за поправки к упразднению рабства в округе Колумбия, а также за закон о конфискации, благодаря которому удалось найти 600 тысяч долларов на обеспечение колонизации. С практической точки зрения, признавался один республиканец, колонизация «есть полнейшая нелепица, но эта идея может успокоить людей»[921].

Правительству удалось завербовать несколько сотен потенциальных черных эмигрантов. Но колонизация действительно оказалась на практике полной нелепицей. Центральноамериканский проект сорвался из-за протестов Гондураса и Никарагуа. В 1863 году правительство США построило поселок для 453 колонистов на одном из островов близ Гаити, но и это начинание потерпело неудачу, после того как голод и оспа выкосили колонию. В конце концов в 1864 году администрация послала на остров военный корабль, вернувший на родину оставшихся в живых 368 колонистов. Это положило конец официальным попыткам отправить негров в колонии. К тому моменту раскрутившийся маховик войны отвлек большинство северян от событий 1862 года.

Действия Линкольна по подготовке колонизации являлись частью его политики по подготовке общественного мнения к освобождению рабов. Хотя он и решил не обнародовать Прокламацию до победы своей армии, он продолжал время от времени зондировать почву. 22 августа он ответил Хорасу Грили на его аболиционистскую передовицу «Молитва двадцати миллионов» открытым письмом. «Моей главной задачей в этой борьбе является спасение Союза, а не спасение или уничтожение рабства, — писал Линкольн в этом выразительном документе. — Если я смогу спасти Союз, не освободив ни одного раба, я сделаю это. Если я смогу спасти Союз, освободив всех рабов, я сделаю это. И если я смогу спасти Союз, освободив часть из них, а другую оставив в оковах, я также сделаю это»[922]. В этом пассаже могли увидеть ответы на свои сомнения сторонники противоположных точек зрения: президент вновь повторил, что целью войны для него остается сохранение Союза, но многие отметили намек на то, что частичное или даже полное освобождение рабов может оказаться необходимым для достижения этой цели.

Та же самая двусмысленность отличала и ответ Линкольна группе священнослужителей, представивших ему 13 сентября петицию о свободе. Президент согласился, что «рабство является корнем мятежа»: «[Освобождение рабов] ослабит мятежников, лишив их рабочей силы [и] поможет нам в Европе, убедив тамошние державы, что мы руководствуемся не только честолюбием… [Но в создавшихся обстоятельствах,] когда я даже не могу добиться действия Конституции в мятежных штатах, какое благо может принести Прокламация об освобождении?.. Я не хочу издавать документ, который, как неизбежно станет ясно всему миру, не будет действовать и уподобится папской булле против кометы!»[923] Здесь также Линкольн, рассуждая о желательности, но тщетности освобождения рабов в настоящий момент, поступил по принципу «и нашим и вашим».

Когда Линкольн произносил эти слова, его ум больше занимали военные вопросы. За два месяца положение вещей как на западном, так и на восточном