и получить от нас информацию о нашей контрреволюционной деятельности в Сталинске. Информация Цейтлина и Марецкого (каждого в отдельности) в основном сводилась к тому, что нелегальный центр в составе: Бухарина, Рыкова и Томского – продолжает существовать и активно действовать; что основные установки 1929–1930 гг. действительны, что нужно беречь кадры и организовываться. Новые веяния в организации правых заключались в том, что центр начинает менять свое отношение к троцкистам и зиновьевцам и предлагает всем участникам организации на основе правых установок устанавливать контакт и связь с местными троцкистами. Эта директива нами уже выполнялась и до этого времени. В частности, <…> я и Гольденберг установили личный контакт с существовавшей в Сталинске контрреволюционной троцкистско-зиновьевской группой Тарасова. Эта группа была весьма агрессивно настроена против партии и Сталина. Тарасов (муж дочери Евдокимова), работая помощником начальника цеха, в провокационных целях пренебрегая бытовыми условиями рабочих, вызывал этим самым серьезные недовольства, вел контрреволюционную агитацию, расхваливал Зиновьева, Каменева, Евдокимова и яростно нападал на Сталина. Его приближенным был Шадрин, ведший вредительскую работу на теплоэлектроцентрали, начальником коей он был, выводя из строя котлы, ставя этим самым неоднократно под угрозу строительство.

В то время на Кузнецкстрое работала целая группа (примерно 12–13 человек) прибывших из Москвы и Ленинграда троцкистов и зиновьевцев. «Все эти лица были тесно между собой связаны и группировались вокруг указанного Тарасова, являвшегося их вожаком. Тарасов – активный зиновьевец, бывший комсомольский работник». Грольману было известно, «…что эта троцкистско-зиновьевская группа проводила активную подрывную деятельность на Кузнецкстрое, каждый на своем участке работы, и занималась систематически троцкистской агитацией среди рабочих. Лично Тарасов, Лесков, Нарыков и другие лица, примыкавшие к этой группе, высказывали явные террористические намерения в отношении Сталина». Грольман, Гольденберг и инженер Константин Григорьевич Хахарев были посвящены «в контрреволюционную деятельность группы Тарасова, участвовали в совещаниях членов этой группы и оказывали известное влияние в направлении активизации их контрреволюционной деятельности»[1073].

Секретарь парткома Глазов ужасался собственным воспоминаниям: группа хозяйственников во главе с Тарасовым «ходила по первичным комиссиям там, где чистился их человек, с таким расчетом, чтобы задержать его в партии, опираясь на производственные показатели и т. п.» Они любили говорить: как же, ведь их человек «здесь старейший на Кузнецкстрое работник, много сделал революционных заслуг для Кузнецкстроя». Даже если он политически «чуждый, то к нему надо сделать снисхождение». Что касается организации ЦЭС, то, по воспоминаниям Авинкина, рабочие спрашивали, имея в виду Зуева и Шадрина: «Почему-то эти люди ходят группой защищать друг друга?» И хотя подобало чистить «невзирая на лица», когда промывали косточки в заводоуправлении Батикову, обязательно группа Тарасова шла его защищать. Но Ершов удовлетворенно констатировал, что в Управлении рабочего снабжения (УРС) тем «наломали хвосты». Когда чистили Шадрина или Зуева, присутствовал Бабчин. Глазову казалось: «Если Шадрин является родственником Нарыкова, близкий друг Тарасова, все время вместе с ними, то как можно не знать?» Вывод был очевиден: явно «люди ведут контрреволюционную работу».

«Щупать» настойчивей нужно было и инженера Рясинцева – любимца директоров Кузбасса: «Мне кажется, эта Штифанова не случайно попала в заводоуправление, меньшевик Рясинцев собирал вокруг себя такую группу. <…> Теперь насчет Евдокимовой, ее исключили из партии, как она вела себя, она зубами скрипела и говорила: „мой отец с 1927 года покончил с оппозицией“». Ершову казалось не случайным, что секретарь парткома Елисеева защищала В. Я. Ициксон: «По-моему, здесь на нее повлияло это участие на квартирах, эти чаи. Здесь нужно посмотреть не только на выступление, но какую она дала письменную характеристику Ициксон и Евдокимовой, я думаю, у нас здесь старейший парторганизатор не имеет такой характеристики в ведущем цеху, которая дана Ициксон в районной комиссии».

Несмотря на изначальный тезис, что затаившихся контрреволюционеров немного, метод определения организации по личным связям приводил ко все большему и большему разрастанию контрреволюционного центра, так что отделить центр от периферии уже становилось невозможно. Если диагностика строилась не через определение уровня сознательности или политических симпатий, а через сам факт разговоров, когда-либо имевших место, то заблуждавшихся или вступивших в связь с оппозиционерами по ошибке быть не могло: каждый становился активным членом центра темных сил[1074].

Обсуждение сотрудницы Управления рабочего снабжения (УРС) Кузбасса Валентины Яковлевны Ициксон превратилось в настоящий бой. Анкетная информация в руках районной комиссии по чистке указывала на неординарную биографию 31-летней коммунистки, когда-то казавшейся эталоном обращения в новую веру, а ныне превратившейся в хорошо затаившегося врага. Родилась Ициксон в Красноярске. Отец – крупный торговец, имел магазины часов и золотых вещей, «при магазине ювелирная мастерская, в которой работало до 16 человек мастеров». В 1919 году она выехала с отцом в Иркутск, где семья жила на старые запасы. В 1923 году отец снова начал торговлю и открыл мучной лабаз. Валентина тем временем сама искала свой путь. В 1920 году она пошла работать в губсовнархоз конторщицей, после поступила в Иркутский университет на ФОН, в апреле 1921 года – после вступления в партию – бросила учебу и начала работать в Дальневосточном секретариате Коминтерна, а затем – в политпросвете горкома комсомола. В 1923 году она возобновила учебу в Иркутском университете, потом поехала доучиваться в ЛГУ. Осенью 1930 года Валентина приехала на Кузнецкстрой по месту работы мужа, работала плановым инспектором городской РКИ, затем, с 1932 года – экономистом на ЦЭС.

Можно ли было поверить, что Ициксон переборола свое социальное происхождение, начала новую жизнь? «Чистильщики» сомневались: «По вопросам установлено, что в комсомол Ициксон пришла в 1921 г., продолжая жить с родителями, являвшимися капиталистами с миллионным торговым делом, имевшими большую недвижимую собственность и ряд ювелирных магазинов по всем большим городам Сибири. Связь с семьей до 1923 г. Ициксон имела в Иркутске личную. С 1923 г. шла письменная связь. На основе письменной связи в 1926 г. состоялась договоренность, что одна сестра приедет жить к Валентине Ициксон, т. к. родители с младшей сестрой бегут из Иркутска от соввласти за границу».

Получив стипендию, сестра – дочь миллионера! – отучилась за счет Советского государства, ныне живет в Сталинске с мужем, «находящимся под подозрением начальником ЦЭСа Шадриным». Итак, заключение: Валентина Яковлевна Ициксон по происхождению «классово чуждый элемент», проникла в партию «в основном через комсомол, путем использования личных взаимоотношений с иркутским руководством губкома комсомола тт. Козьминым и Нарыковым» – первый был ее мужем тогда, второй является им теперь. «Комсомол и партия использованы ею для учебы, ибо за 12 лет пребывания в партии (в самые тяжелые годы борьбы партии на экономическом классовом фронте) Ициксон не борется с трудностями, засучивши рукава на производстве, а уходит учиться