теперь Фридрих получал более благоприятные известия из Саксонии, несмотря на прежние заявления курфюрста. На саксонский демарш Вена даже не ответила, настолько высокомерен этот двор. Фридрих играл на страхе перед Австрией, предлагая свою дружбу и помощь, заявляя об отсутствии у него каких-либо амбиций, и в награду получил военную конвенцию между Пруссией и Саксонией, в которой рассматривались действия на случай войны. О ней вел переговоры полковник фон Цегелин, специально присланный для этих целей в Дрезден. Ее подписа-ли в начале апреля.

Меры, о которых была достигнута договоренность с саксонцами, предполагали, что дело придется иметь с 76-тысяч-ной австрийской армией в Моравии, между Оломоуцем и Кёниггрецем, с хорватской легкой кавалерией у Габеля, в Западной Богемии, к северу от Неймеса, и с 32-тысячной армией у Тешена. Если не было ошибки, Фридрих предполагал провести в основном саксонскими силами наступление через Лейтмериц и вытеснить хорватов из Габеля, а затем приступить к действиям против Праги и приготовиться к осаде города, если в Богемии не потребуется вести основных операций против австрийцев. Прусская армия из Верхней Силезии будет одновременно действовать с севера, угрожая Вене; саксонцы будут вести операции под командой пруссаков, и правый фланг объединенной армии, часть которого они будут составлять, поступает под командование принца Генриха. Армия в Верхней Силезии будет находиться под прямым командованием Фридриха.

Эти маневры вынуждали противника действовать сразу в двух направлениях. Момент для решающего сражения наступит, когда австрийцы ослабят одно из направлений, чтобы усилить другое. Общая концепция — стратегическое наступление с двух направлений. Оставалось еще узнать, станут ли помогать русские.

В апреле Иосиф перевел двор и ставку в Оломоуц, в Моравию.

Иосиф — новичок, преисполненный радостными чувствами, — был готов драться. До настоящего момента передвижения обеих армий характеризовались как предупредительные — маневры, призванные защитить справедливые претензии императора, или курфюрста Саксонии, от возможных враждебных попыток нарушить мир. Такова была традиционная риторика военной поры в восемнадцатом веке. В реальности же австрийцы оккупировали часть территории Баварии вопреки желанию большинства германских государств, и Пруссия, заполучив в союзники Саксонию, решила выступить против Австрии. Фридрих ожидал, что кампания начнется в середине апреля. На тот момент с формальной точки зрения все еще находились в состоянии мира, но он полагал, что скоро под каким-нибудь предлогом австрийцы начнут выдвигаться в Саксонию, Силезию и Глац. Если нет, то он пойдет сам.

Иосиф, однако, продолжал делать попытки вступить в переговоры с Фридрихом. Перед императором не было монолитного блока противников, который Фридрих был бы рад иметь. Некоторые монархи, в частности ганноверский и гессенский, находились далеко, а их войска — на другой стороне Атлантики. Князья церкви, правители-епископы и правители-архиепископы, не были твердо настроены против Вены. Фридрих говорил, что они либо запуганы, либо коррумпированы. Позиция Франции остается двусмысленной. Русские могут вновь оказаться втянутыми в войну с турками. Иосиф никак не хотел верить, что все козыри на руках его противников. Он соглашался признать намеченных Фридрихом наследников в маркграфствах Ансбаха и Байрейта в обмен на его согласие с позициями Австрии в Баварии.

Ответ Фридриха был краток. Император, как и его предшественники, ответствен перед Германией. Прежде императоры смещались, если выходили за рамки законов империи. Фридрих, как и решил с самого начала, занимал позиции защитника имперской конституции, которую император попирает своими сделками в Баварии. Его непреклонное требование — отказ Иосифа от претензий на территории курфюршества. Описывая Золмсу в Санкт-Петербурге состояние дел, он писал, что, вероятно, уже будет вести жестокую борьбу с австрийцами, прежде чем русские вообще поймут, что война началась: «…взгляните на наглый ответ, который эти выродки мпе прислали!» 5 апреля в Берлине король обратился к генералам, специально делая акцент на почти ностальгической ноте: «Большая часть из нас служили вместе с молодости и поседели на службе отечеству». Это было правдиво и трогательно, но не настолько, чтобы разжечь патриотический и воинственный огонь в сердцах его слушателей. 11 апреля Фридрих выехал в Глац и приказал устроить ставку в Шёнвальде, неподалеку от Зильберберга.

Противостоящие стороны старались не выглядеть агрессорами. «Агрессоры, — поспешно заявил Фридрих 13 апреля в письме Ридезелю в Вену, — те, кто узурпировал Баварию!» Оба противника продолжали действовать с оглядкой. Обмен письмами, вежливый, как всегда, между Фридрихом и Иосифом, состоявшийся 14 апреля, практически не оставил сомнений в том, что их взгляды радикально разнятся. В отношении Баварии Фридрих не соглашался ни на что другое, кроме сохранения status quo ante[337]. Дальнейшие обмены, полные льстивых слов, которые были проведены несколькими днями позже, ничего не изменили.

Фридрих тем не менее полагал, что до конца мая ограничится одними разговорами. Он заявил свою позицию, и время работало на него, поскольку возмутительный характер австрийских требований становился все более очевидным; они хотели заполучить большую часть территории Баварии. Поэтому король не имел ничего против того, что австрийский граф Кобенцль был послан в Берлин ожидать его приезда. Он считал это бесполезным, но инструктировал Финкенштейна: если будут предложения, которые по-настоящему удовлетворят требования Цвейбрюкена, он готов их выслушать. Нужно, чтобы Саксонию, которая теперь была важным союзником, в равной степени удовлетворяло то, что предложат австрийцы. Едва ли Фридрих ожидал каких-либо позитивных результатов от переговоров на этом этапе, но он не мог предстать не готовым договариваться. Тем временем армия продолжала концентрироваться, и король писал принцессе Оранской, любимой племяннице, что он и его пруссаки похожи на актеров, готовящихся сыграть новую пьесу, но занавес еще не поднят.

Среди этих актеров возникло некоторое смятение умов. Обычно Фридрих выступал как мастер деталей, но 12 мая Герцберг, коллега Финкенштейна, написал ему, что после прочтения последнего приказа короля относительно его контактов с Иосифом он мог сделать единственный вывод: Фридрих либо не читал недавнего письма Иосифа, либо забыл его содержание. Дело касалось предложений по поводу Ансбаха и Байрейта. Если в отношении короля прозвучит открытая критика, это непременно породит сомнения о возможности Фридриха продолжать контролировать дела. У некоторых австрийских официальных лиц складывалось мнение — во всяком случае, они так говорили, — что прусская политика теперь недостаточно хорошо скоординирована. Важных людей не информируют о принятой политической линии. Ведение дел было организовано неудовлетворительно. Кобенцль, австрийский посланник с чрезвычайными полномочиями, уехал в Берлин, а Фридрих, который был не из тех, кто передоверяет кому-либо ключевые вопросы войны и мира, находился в ставке в Шёнвальде, в Силезии. Переписка заняла несколько дней. Фридрих скорее всего не верил в так называемые переговоры, но продолжал их вести, изучая предложения и вырабатывая собственные контрпроекты. Они не содержали