Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Осенью 41-го
Двойной удар — введение эмбарго на поставку нефти и подписание Атлантической хартии — не на шутку разозлил японский кабинет и высшее военное командование. Одновременно японская верхушка поняла всю фатальную неизбежность войны с Соединенными Штатами. В августе 1941-го Коноэ провел серию согласительных конференций с ключевыми фигурами японской политики, в которых, кроме премьера, принимали участие министры финансов и иностранных дел, военный министр и министр военно-морского флота, а также начальники генштаба. Во время этих встреч обсуждались стратегические и дипломатические вопросы. Все выступали против Англии и Америки. Атлантическая хартия, говорилось в одном выступлении, равносильна объявлению войны, поскольку она навязывает нациям англо-американский взгляд на мировой порядок, а несогласных ожидает возмездие. Две хищные державы, возмущался другой оратор, желают вытеснить Японию из Китая. Но если Япония уступит, последствия приобретут характер снежной лавины: Северный Китай попадет в лапы коммунистов, Маньчжоу-Го и Корея окажутся под угрозой, а Япония будет изолирована и низведена до статуса третьеразрядной страны. Все людские и материальные жертвы, понесенные японцами с 1931 г., окажутся напрасными.
Во время дебатов было обращено внимание на экономические трудности, с которыми столкнулась Япония. Армейский генеральный штаб сокрушался по поводу того, что страна находится в окружении держав АБГК (Америка, Британия, Голландия, Китай). Япония, заявляли штабисты, может быть задушена до смерти. Война необходима, чтобы добраться до ресурсов Юго-Восточной Азии, без которых Япония не сможет защитить себя. Флот подхватывал эту тему. Сухопутные операции в Китае, говорили адмиралы с сарказмом, так выдоили стратегические запасы нефти, что ее оставшегося количества хватит флоту менее чем на 20 месяцев морских операций. Если начнутся боевые действия, Япония не сможет рассчитывать на проведение наступательных операций после января 1942 г. Для начальника штаба морского флота Нагано Осами выбор был очевиден: либо Япония сидит и ничего не предпринимает, что означает мучительную агонию, а затем неизбежную капитуляцию перед англо-американскими требованиями, либо она незамедлительно начинает боевые действия, и тогда вероятность победы будет составлять 70–80 %. Премьер-министр Коноэ согласился с тем, что Япония отчаянно нуждается в ресурсах Юго-Восточной Азии. Однако принц, всегда рассматривавший все стороны любого вопроса, опасался за последствия вступления Японии в войну, в которой она, возможно, не победит.
К началу осени японское руководство достигло консенсуса, и в начале сентября Коноэ и другие участники согласительных конференций отправились в восточное крыло императорского дворца на императорскую конференцию. Во время Русско-японской войны правительство использовало встречи с императором, во время которых в присутствии монарха собиралось вместе высшее гражданское и военное руководство, в качестве возможности для премьер-министра пояснить свои политические решения и получить монаршее одобрение. В 1938 г., когда Япония увязла в Китае, Коноэ возродил эту практику, чтобы его политика воссияла неопровержимым светом законности, который могла ей придать лишь императорская санкция. Императорская конференция 6 сентября 1941 г. проходила в формальной и мрачной обстановке. Несмотря на неопределенность ситуации, сказал Коноэ, его правительство хочет предпринять последнюю попытку прийти к соглашению с Соединенными Штатами. Он сообщил, что собирается повторить свое предложение президенту Рузвельту о личной встрече, которое он уже посылал ему несколькими неделями раньше. С американским президентом он мог бы встретиться в любом месте Тихоокеанского бассейна и предложить ему «разумные» мирные условия. Япония, со своей стороны, будет говорить о своей готовности вывести войска из Французского Индокитая и о согласии не распространять военные операции за территорию Китая. Взамен Коноэ будет настаивать на том, чтобы Соединенные Штаты и Великобритания «не вмешивались и не препятствовали разрешению Китайского инцидента нашей Империей», «удерживались от действий, которые ставят под угрозу оборону нашей Империи на Дальнем Востоке» и «восстановили коммерческие отношения с нашей Империей и поставляли те товары со своих территорий в юго-восточной части Тихого океана, в которых наша Империя остро нуждается для поддержания себя»{303}.
Если Рузвельт останется непреклонным и переговоры не принесут результатов, бесстрастно продолжал премьер-министр, Япония начнет войну: «В случае, если у наших требований не появится перспектив в виде дипломатических переговоров, упомянутых выше, на протяжении первых десяти дней октября, мы немедленно начнем боевые действия против Соединенных Штатов, Британии и Нидерландов». Выслушав все мнения относительно сделанных предложений, император высказал свое желание. Оно заключалось в том, чтобы руководители страны больше времени отвели на работу дипломатии, а не пушек, для чего он им советовал перечитать стихотворение, написанное его дедом, императором Мэйдзи:
На берегах четырех морей —
Все являются братьями.
Так почему в этом мире
Бушуют волны и ревет ветер?{304}
Теперь, когда война с державами АБГК превратилась в реальную возможность, армия разработала планы высадки на Филиппинах, в Малайе и Бирме. В то же время блестящий флотоводец Ямамото Исороку добавлял последние штрихи к своей операции против Перл-Харбора. Будучи реалистом, Ямамото опасался военного потенциала Соединенных Штатов, но ему хотелось верить, что молниеносный удар по флоту противника на Гавайях выведет из строя американский флот и даст Японии временную тактическую передышку. Эту передышку Япония сможет использовать для усиления защиты периметра, идущего от Курильских к Маршалловым островам и островам Бисмарка в центральной части Тихого океана, затем — к Голландской Ост-Индии, Малайе и Бирме. Располагая богатыми ресурсами Юго-Восточной Азии и тихоокеанских островов, Япония может прекратить наступательные действия, перейти к войне на истощение и, наконец, вступить в переговоры с Америкой. Соединенные Штаты, считал Ямамото, не выдержат войны на два фронта, когда на них обрушится Германия, победоносно завершив свои завоевания в Европе, в чем в то время никто не сомневался.
Каковы бы ни были надежды Коноэ, возлагаемые на мирные инициативы осени 1941 г., на американское руководство его предложения не произвели никакого впечатления. Для Халла и Рузвельта обязательным условием был уход Японии со всей территории Китая, и несколько раз на протяжении сентября, ставшего критическим временем в американо-японских отношениях, госсекретарь со всей ясностью говорил послу, Номура Кичисабуро,