class="p1">Колдоба отдал приказ спять всех с позиции, с юга и запада, и перебросить в северную часть города, к старому кладбищу.

Тихо и незаметно один за другим уходили партизаны на назначенное Колдобой место.

Далеко в море поднялся до самого неба ярко-белый светящийся столб. Он упал на воду, оторвался от нее и пополз через город на вершину горы. Холодный луч прожектора ударил в глаза партизанам. Вмиг все прилипли к земле, не шевелясь, замерли в траве. Город под замораживающим сверканием лучей принял фантастический вид. Луч прожектора осветил Аджимушкайские каменоломни и деревушку. Около морагентства торопливо забормотал пулемет: та-та-та-та… та-та-та… — и умолк.

Партизаны жидкими цепями спускались вниз. С моря лезли на город медленные желтые лучи. Они осветили подгорье, и фигуры партизан возникли в темноте, словно вырезанные из картона. Кругом заверещали пулеметы и заорали белогвардейские глотки:

— Ура!.. Ура!.. Ура!..

Белые не наступали, а при свете прожекторов палили беспрерывно и кричали так, словно шли в атаку.

Колдоба созвал под прикрытие стен командиров. Тут было много старых партизан — вся головная часть отряда. Они ждали, что скажет Колдоба. Для чего он собрал всех вместе?

Колдоба с трудом разжал зубы и тяжело выдавил слова:

— Надо пробить кольцо и уйти.

Никто не отвечал.

— Не пробить… Мало нас, — отозвался наконец в темноте сдавленный голос.

Внезапно раздался сильный треск. Казалось, невдалеке разомкнулась земля и из недр ее вырвался огонь, осветив город. На вершине и на склонах в холодном свете прожекторов взлетели огромные красные смерчи огня и дыма. Тонко, словно разбитый хрусталь, зазвенели осколки. Камни сверкали в воздухе.

Колдоба крикнул:

— По местам!

Когда все разошлись, он подал команду:

— За мной!

Партизаны вытянулись узкой колонной. Молча пошли за Колдобой.

В холодном, щупающем каждый уголок свете прожектора, в лилово-красном озарении снарядных разрывов казалось, что все небо истекает лавой, зажигающей землю.

И все же сквозь шквал железа и огонь, под оглушительным грохотом ударов, пробивались партизаны.

Колдоба еле волочил ногу, поддерживаемый под руку товарищем. Он спешил, передавая по рядам:

— Быстрей, ребята, быстрей!..

Та-та-та…

Сразу стегнули несколько пулеметов. Партизаны бросились на землю. Сверху на них лег белый свет, осветив каждую ямку, каждый камень.

За стенкой в нескольких шагах от Колдобы раздался хриплый голос:

— Вот теперь погибли усе…

Сзади крикнул другой:

— Давай назад!

— Молчать! — сдавленно прорычал Колдоба. — Застрелю!.. Беги по цепи, — сказал он Шумному. — Прикажи лежать. Без паники! Пока не отдам команды — лежать!

А у самого в мыслях: вправо нельзя, влево нельзя, впереди — густой огонь, как горох сыплются пули, сзади — снаряды, сверху — прожектор…

«Как же быть?»

Он вспомнил одного офицера на германском фронте, который, когда его роту взяли в кольцо, а сверху били аэропланы, отдал последнюю команду: «Снять фуражки и приготовить душу богу».

При этом воспоминании Колдоба мысленно рассмеялся.

Между тем белые были в недоумении. Никто не отвечал на их пальбу. Партизаны словно провалились сквозь землю.

— Выждем, а потом снова пощупаем, — решил генерал Губатов.

Постепенно повсюду затихала стрельба. Отдаленно, в Татарской слободке, выли псы да гулко в тишине лопались одиночные выстрелы.

Колдоба вышел за выступ стены, посмотрел на черную улочку, лежащую перед ним, затем подозвал Шумного, Дидова и еще двух командиров и спросил:

— Сколько у нас людей?

— Человек восемьдесят, больше половины раненые, не могут двигаться, остаются в пути…

Колдоба глубоко вздохнул, помолчал, затем спросил:

— Пулеметов сколько?

— Пулеметы есть.

— Шумный, бери пулемет. И ты, Мишка, другой, — сказал Колдоба высокому матросу. — Сделаем удар — это наше последнее. И так — погибать, и этак — погибать. Лучше погибнем храбро, в схватке, как наши отважные товарищи, чем умирать трусами в петле белых палачей. Пробьем, товарищи, знаю, что пробьем, и уйдем, а потом опять соберемся, — с болью говорил Колдоба. — Пойдем на последнее.

Он закрыл лицо ладонями.

Никогда не видели Колдобу таким. Он согнулся, приложив руку к груди, и прислонился к стенке. Командиры поддерживали его. Колдоба вытер глаза рукавом и простонал.

Всем стало ясно, что силы его окончательно подточены. Несколько минут молчали. Вдруг Колдоба встряхнулся:

— По улице не пойдем. Часть перелезет через стенку в огород справа и по-над стенкой пойдет тихо вперед, а другая часть — на левую сторону, тоже в огород. Улицу оставим пустой. Весь удар — по этим двум угóльным домам. Идти тихо, пока не подам команды. Ну, по местам! Попрощаемся…

Он обнял Шумного, подошел к другому, третьему и так простился со всеми четырьмя командирами. Потом подтянул пояс и первым перелез через стенку.

За ним начали тихо перелезать все.

3

Нагнувшись, крадучись шли партизаны за командиром. Все вокруг казалось таинственным и напряженным.

Вдруг Колдоба заметил впереди, уже совсем близко, около углового дома, темный силуэт и стук солдатских сапог.

— Вперед!

Тишина рассыпалась!

— Ура-а-а-а!..

Эхо далеко откликнулось — в лощине, в садах, по всему склону горы.

Партизаны, растянувшись в цепь, бежали, согнувшись, щелкая затворами… Впереди сплошной огненной стеной рвались белогвардейские бомбы.

Вот уже совсем близко друг от друга враждебные цепи бойцов, вот уже готовы с лязгом столкнуться штыки, как вдруг в небо вонзилась красная ракета, рассыпалась тысячами искр, осветив все.

— Юнкера, юнкера! — пронеслось по цепи партизан.

Яростно сжав зубы, сощурив налитые кровью глаза, в последнем взрыве гнева и ненависти ударили партизаны на юнкерскую цепь. В упор разрядив винтовки, обрезы и дробовики, кололи штыками, рубили шашками, дробили прикладами, с воем, с хрипом схватывались врукопашную.

— Бросай гранаты! — закричал Колдоба.

Юнкера смешались под ударами. Новенькие английские карабины выскользнули из их рук, юнкера попятились, заколебались и… побежали. Партизаны, хромые, мокрые от крови и пота, преследовали врага с победным, неукротимым «ура».

— Перебежка через улицу! — скомандовал Колдоба.

— Перебежка… Перебежка… — понеслось по рядам.

Партизаны выскочили из-за огородов, из-за стен и побежали гуськом. На головы им упал холодный свет прожектора. Колдоба увидел совсем маленькую цепочку. Прорвали кольцо смерти и бегут… бегут…

Вот уже промчались по улочке, вскочили в темный провал переулка, бегут вдоль стен, под густыми деревьями, оставляя далеко позади себя место прорыва.

— Теперь хорошо! — крикнул Колдоба. — Теперь повоюем!..

Над головой вдруг вспыхнул ослепительный огонь.

Партизаны толпой бросились к месту разрыва снаряда, нагнулись и оцепенели.

— Убит…

Шумный кинулся, не добежал, упал на руки и пополз, волоча ногу, раненную осколком.

— Товарищ, товарищ командир!..

Колдобу приподняли, прислонили спиной к забору.

Он открыл рот и с трудом, в смертельном хрипе, произнес:

— Не бросайте… оружия…

И повалился навзничь всем своим громадным телом.