А подумал я о скелетах, которые тянулись руками к лунномусвету.

— То есть по её плану мы должны покинуть остров на корабле,так? — спросил Уайрман.

— Да.

— Отряд вербовщиков во флот? Как в доброй старой Англии?

— Очень похоже.

— Я не могу, — покачал головой Джек. — У меня морскаяболезнь.

Я улыбнулся и сел рядом с ним.

— Морские вояжи в наш план не входят.

— Это хорошо.

— Ты можешь вскрыть курицу и оторвать ножку?

Он выполнил мою просьбу, и они наблюдали, как я сожралсначала одну ножку, потом вторую. Я спросил, не хочет ли кто грудку, а когдаоба отказались, принялся за неё. Съев половину, подумал о моей дочери, которая,бледная и мёртвая, лежала в Род-Айленде. Продолжил есть, периодически вытираяжирную ладонь о джинсы. Илзе меня бы поняла. Пэм — нет, Лин, вероятно, тоженет, но Илли? Да. Я боялся того, что ждало впереди, но знал, что Персе тожебоится. Если бы не боялась, не прилагала бы столько усилий, чтобы не пускатьнас сюда. Наоборот, приняла бы с распростёртыми объятиями.

— Время идёт, мучачо, — напомнил Уайрман. — День на исходе.

— Знаю, — ответил я. — И моя дочь умерла навсегда. Я всёравно голоден. Есть что-нибудь сладкое? Торт? Печенье? Грёбаные леденцы?

Ничего не было. Я удовлетворился ещё одной банкой пепси инесколькими ломтиками огурца в соусе «ранч», хотя по виду и по вкусу он мневсегда напоминал чуть подслащённую соплю. Но по крайней мере от головной болиизбавиться удалось. Образы, что пришли ко мне в темноте (те самые, что стольколет хранились в набитой тряпками голове Новин), таяли, но я без труда могвосстановить их по рисункам. Я в последний раз вытер руку о джинсы и положил наколени стопку вырванных из альбома и смятых листов: семейный альбом из ада.

— Высматривай цаплю, — предупредил я Уайрмана.

Он огляделся, бросил взгляд на корабль, покачивающийся наволнах, потом посмотрел на меня.

— А может, для Большой птицы больше подойдёт гарпунныйпистолет? Заряженный одним из серебряных гарпунов?

— Нет. На цапле она иногда летает, точно так же, как человекездит верхом. Она бы, вероятно, хотела, чтобы мы потратили на цаплю один изсеребряных наконечников, но мы больше не пойдём навстречу желаниям Персе. — Яневесело улыбнулся. — Эта часть жизни у дамы в прошлом.

Уайрман попросил Джека встать, чтобы он смог очистить скамьюот лиан. Потом мы все сели, три воина поневоле — двоим было уже далеко запятьдесят, один только-только шагнул за двадцать. Перед нами простиралсяМексиканский залив, разрушенный особняк остался позади. Красная корзинка изаметно опустевший пакет с едой стояли у наших ног. Я полагал, что на рассказ уменя есть двадцать минут, может, и полчаса: времени всё равно оставалосьдостаточно.

Я на это надеялся.

— Связь Элизабет с Персе была крепче, чем у меня, — объясниля. — И более глубокой. Я не знаю, как девочка это выдерживала. Едва фарфороваяфигурка попала к ней, Элизабет видела всё, хотела она этого или нет. И всёзарисовывала. Но самые ужасные картины она сожгла, прежде чем уехать из этогоместа.

— Как картину урагана? — спросил Уайрман.

— Да. Я думаю, она боялась их мощи, и правильно делала, чтобоялась. Но она видела всё. А кукла всё это фиксировала. Как телепатическаякамера. В большинстве случаев я видел то, что видела Элизабет, и рисовал то,что рисовала она. Вы это понимаете?

Оба кивнули.

— Начнём с этой тропы, которая в своё время была дорогой.Она вела от Тенистого берега к амбару. — Я указал на длинную, сплошь увитуюлианами постройку, в которой мы рассчитывали найти лестницу. — Не думаю, чтобутлегера, который привозил сюда спиртное, звали Дейв Дэвис, но уверен, что этобыл один из деловых партнёров Дэвиса, так что немалая часть выпивки попадала наСолнечный берег Флориды через Дьюма-Ки. С Тенистого берега — в амбар ДжонаИстлейка, оттуда — на материк. Складировалось спиртное в паре джаз-клубов вСарасоте и Венисе: Дэвису в этом шли навстречу.

Уайрман посмотрел на скатывающееся к горизонту солнце, начасы.

— Мучачо, ты считаешь, что в сложившейся ситуации нам нужновсё это слушать? Как я понимаю, да?

— Будь уверен. — Я вытащил рисунок кега. Широкую горловинузакрывала навинчивающаяся крышка. На боковой поверхности полукругом былонаписано слово «TABLE», под ним, тоже полукругом — «SCOTLAND». Выгляделинадписи не очень: рисунки получались у меня лучше, чем буквы. — Виски, господа.

Джек указал на бесформенную человекоподобную фигурку,которая находилась над «SCOTLAND» и под «TABLE». Я нарисовал её оранжевымкарандашом, стояла она на одной ноге, вытянув вторую назад.

— Кто эта деваха в платье?

— Это не платье — килт. Как я понимаю, это должен бытьгорец.

Уайрман вскинул кустистые брови.

— За этот рисунок премии тебе не видать, мучачо.

— Элизабет засунула Персе в маленькую бочку для виски. —Джек задумчиво смотрел на рисунок. — А может, Элизабет и няня Мельда…

Я покачал головой.

— Только Элизабет.

— И какие у него размеры?

Я поднял руку на два фута от скамейки, подумал, поднял чутьвыше.

Джек кивнул, но при этом нахмурился и спросил:

— Она засунула фарфоровую фигурку в кег и завернула крышку.Или заткнула горловину затычкой. Утопила Персе, чтобы та заснула. Я вот чего непонимаю, босс. Она же начала звать Элизабет из воды. Со дна Залива!

— Пока не будем об этом. — Я засунул рисунок бочонка в самыйниз и показал им другой. Няня Мельда звонила по телефону в гостиной. Что-товороватое чувствовалось в наклоне головы, в сутулости плеч, показанных однимили двумя штрихами, но и этого хватало, чтобы понять, как южане воспринималисам факт, что чёрная домоправительница пользовалась телефоном в гостиной, дажепри чрезвычайных обстоятельствах. — Мы думали, что Ади и Эмери прочитали обэтом в местной газете и вернулись, но газеты Атланты не сообщали о двухмаленьких девочках, утонувших во Флориде. Когда у няни Мельды отпали последниесомнения втом, что девочки пропали, она позвонила Истлейку — Хозяину — наматерик, чтобы сообщить дурную весть. А потом позвонила туда, где Ади проживаласо своим мужем.

Уайрман ударил кулаком по колену.