Я перевернул страницу, на которой Либбит говорила:«Тс-с-с-с!» — достал из поясной сумки тёмно-коричневый карандаш (теперь уже неимело значения, чьим карандашом я пользовался) и вновь нарисовал кухню.

Новин, лежащая на столе, на боку, с рукой, поднятой кголове, будто в мольбе. Либбит, теперь в сарафане, с выражением ужаса на лице,которое я «схватил» полудюжиной быстрых штрихов. И няня Мельда, пятящаяся ототкрытой хлебницы и кричащая, потому что внутри…

— Это крыса? — спросил Уайрман.

— Большой старый слепой суслик, — ответила Новин. — Вдействительности то же самое, что и Чарли. Она заставила нарисовать его вхлевнице, и он оказался в хлевнице. Шутка. Либ-би огорчилась, а эта плохаявода-женщина? Ничуть. Она никогда не огорчалась.

— И Элизабет… Либбит… не могла не рисовать, — сказал я. —Так?

— Ты же это знаешь, — ответила Новин. — Не правда ли? Язнал. Потому что дар ненасытен.

Много лет тому назад случилось так, что маленькая девочкаупала и повредила голову, но при этом обрела новые возможности. И возможностиэти позволили чему-то (чему-то женскому) дотянуться до девочки и установить сней контакт. Удивительные рисунки, которые за этим последовали, играли рольприманки, служили морковкой, болтающейся на конце палки. И улыбающиеся лошади,и лягушки всех цветов радуги. Но как только Персе вытащили из воды (так сказалаНовин?), веселье закончилось. Талант Либбит Истлейк превратил её руку в нож.Только теперь это была не её рука. Отец Либбит не знал. Ади сбежала. Мария иХанна находились в школе Брейдена. Близняшки ничего понять не могли. Но няняМельда начала подозревать и…

Я открыл страницу и посмотрел на маленькую девочку, прижимающуюпалец к губам.

Она слушает, поэтому — тс-с-с-с. Если ты говоришь, онаслышит, поэтому — тс-с-с-с. Плохое может случиться, и ещё худшее ждёт впереди.Ужасные страшилища в Заливе, которые ждут, чтобы утопить тебя и отвезти накорабль, где ты будешь жить, только это не жизнь. А если я попытаюсь сказать?Тогда плохое может случиться со всеми нами, со всеми нами сразу.

Уайрман застыл рядом со мной. Двигались только его глаза.Иногда он смотрел на Новин, иногда на бледную руку, которая то появлялась, тоисчезала из виду с правой стороны моего тела.

— Но было безопасное место, не так ли? — спросил я. — Место,где она могла говорить. Где?

— Ты знаешь, — ответила Новин.

— Нет, я…

— Да, да, ты знаешь. Ты только на какое-то время забыл.Нарисуй его, и ты увидишь.

Она всё говорила правильно. Рисованием я воссоздал себя. Вэтом смысле Либбит (где наша сестра) была моей кровной родственницей. Черезрисование мы оба вспомнили, как не забывать.

Я открыл чистую страницу.

— Мне взять один из её карандашей? — спросил я.

— Нет, не обязательно. Сойдёт любой.

Я порылся в поясной сумке, нашёл синий, принялся за работу.Без малейшего колебания нарисовал бассейн Истлейка: точно так же, как отключалмысли и позволял мышечной памяти набирать телефонный номер. Нарисовал таким,каким он был раньше — сверкающим, новым, наполненным чистой водой. Бассейн, гдепо какой-то причине хватка Персе слабела и слух ухудшался.

Я нарисовал няню Мельду, стоящую по голени в воде, и Либбит,в воде по пояс, с фартучком, плавающим на поверхности. А потом из-под моегокарандаша начали появляться слова.

«Где теперь твоя новая кукла? Фарфоровая кукла?»

«В моей главной сокровищнице. В моей коробке-сердце».

Значит, она там лежала какое-то время.

«И как её зовут?»

«Её имя — Персе».

«Перси — мальчишеское имя».

И Либбит, твёрдо и уверенно: «Ничего тут не поделаешь. Еёимя — Персе».

«Понятно. И ты говоришь, здесь она нас не услышит?» «Думаю,нет…»

«Это хорошо. Ты говоришь, что нарисованное тобой случается.Но послушай меня, дитя…»

— Господи, — выдохнул я. — Идея исходила не от Элизабет. Намследовало это понять.

Я оторвал взгляд от рисунка няни Мельды и Элизабет, стоящихв бассейне. И тут до меня дошло, что ужасно хочется есть.

— О чём ты говоришь, Эдгар? — спросил Уайрман.

— Идея избавиться от Персе принадлежала Мельде. — Яповернулся к Новин, по-прежнему сидевшей на колене Джека: — Я прав, не так ли?

Новин не ответила, и я провёл правой рукой над фигурками нарисунке с бассейном. На мгновение увидел эту руку, длинные ногти и всё такое.

— Няня не могла придумать ничего лучшего, — мгновением позжеответила Новин с колена Джека. — И Либбит доверяла няне.

— Естественно, доверяла, — кивнул Уайрман. — Мельда замениладевочке мать.

Я думал, что Элизабет рисовала и стирала в своей комнате, нотеперь понимал, что ошибался. Всё это происходило у бассейна. А может, и всамом бассейне. Потому что бассейн по какой-то причине был безопасным местом.Во всяком случае, так считала маленькая Либбит.

— Этим избавиться от Персе не удалось, но попытка Либбит неосталась незамеченной. Я думаю, она отрясла эту суку. — Голос звучал устало,хрипло, адамово яблоко Джека ходило вверх-вниз. — Я надеюсь, что отрясла.

— Да, — согласился я. — Вероятно, потрясла. И… что произошлопотом?

Но я знал. Не в деталях, конечно, но знал. Логика неумолимаи бесспорна.

— Персе выместила злобу на близняшках. И Элизабет, и няняМельда знали. Они знали, что сделали. Няня Мельда знала, что она сделала.

— Она знала, — согласилась Новин. Голос оставался женским,но неотвратимо приближался к голосу Джека. Каким бы ни было заклинание, ономедленно, но верно сходило на нет. — Она держала всё в себе, пока Хозяин ненашёл их следы на Тенистом берегу… следы, уходящие в воду… но после этогомолчать уже не могла. Она чувствовала, что своими руками убила малышек.

— Она видела корабль? — спросил я.

— Видела в ту ночь. Нельзя увидеть этот корабль ночью и неповерить.

Я подумал о моих картинах «Девочка и корабль». Новинговорила правду.

— Но ещё до того как Хозяин позвонил шерифу и сказал, чтоблизняшки исчезли и, возможно, утонули, Персе поговорила с Либбит. Объяснила ейчто к чему. И Либбит поговорила с няней.