Не исчезнет ли для неё от этих рассказов та искра надежды, что он в них обоих сегодня зародил? Ведь для нынешней Кеиры благодаря ему Внешний Мир — сказка, мечта. А ведь он — обыкновенный, со своими проблемами, горем и… такими же несбыточными мечтами.

— Рэдэрик Иоликс Маохар Ковальский иль Пентарра родился…

В том рассказе было всё: его радость и боль, любовь и снедающая душу ненависть, страхи и видения, демоны и боги его жизни. Он очень старался ничего не упустить. Даже про свою искру. Особенно про неё.

Пока длился рассказ, глаза Кеиры неотрывно тянулись навстречу вновь разгорающемуся пламени. Смотрели внимательно, как никогда раньше.

— В результате этих многолетних скитаний я снова оказался здесь. Чтобы собственным тяжким трудом спасать то, что можно ещё спасти. Грустная история?

— Охо-эни, — прошептала она. — Нет, не так. Знаешь, я сильно недооценивала твои звёзды. Они жестоки, да, но и благосклонны тоже. Мне почему-то кажется, что во Вселенной таким, как ты, уж точно найдется хотя бы единый миг счастья и миг добра.

Он лишь покачал в ответ головой.

— Я же сказал, всё это были другие… другие люди.

— Ты правильно решил.

— Что решил?

— Решил их забыть. Знаешь, что главное в жизни?

— Нет.

— И это хорошо. Это так страшно — быть человеком, который всё знает.

Сержант пожал плечами.

— Это точно был бы не человек… разве что ирн?

— Ирн? Кто это?

— Не ирн, а ирн. Золотце — ирн.

Кеира вопросительно скосила глаза.

— Попытайся вспомнить… иногда поблизости от меня можно заметить золотоволосое создание, только очень мельком, словно призрак. Внешне ребенок, но со взрослым жёстким взглядом. Золотце.

— А откуда она появилась?

— Не знаю. Пришла из Галактики. Ирны — нечеловеческая раса, наши соседи. Настолько чуждая, что мы уже несколько тысячелетий не можем понять друг друга. Цели их неизвестны, методы странны. И Золотце — такая же воплощенная тайна. Кружит вокруг меня постоянно, вот только сегодня осталась с носом. Мы в данный момент одни, — Сержант улыбнулся. — Будет смеяться.

— Что в этом смешного?

— У них своеобразный юмор, моё поведение рассмешит её до слёз. Она так мне по возвращении и заявит: «Давно так не смеялась, Сержант». Вот тебе и Вселенная… не знаешь, кто под твоими окнами живёт, а, может, и не хочешь знать.

— Сержант, а теперь скажи честно, что ты думаешь о нашем мире.

— О чём именно? — ему резко захотелось оборвать этот разговор, но он сдержался.

— Ты был здесь в разгар дней Прощания, от которых у нас за полвека остались только смутные отголоски былых воспоминаний. Альфу ждет участь Пентарры — забвение и вечная ночь… или нет?

Сержант открыл, было, рот, чтобы ответить, но Кеира не дала, прикрыв его ладонью.

— Подожди, подумай лучше хорошенько. Не спеши. Я хочу знать правду. Всю, на которую способен наш язык.

Что-то в её тоне разом неудержимо двинуло мир вокруг посолонь. Правда, так правда. Непонятые до сих пор приступы были чем-то совсем иным, чем то, каким он помнил себя в обличье Кандидата, и контролировать их он не умел, тем более — вызывать специально, но если хорошо попросить… Толчок поверг сознание на дно колодца, затем, тут же, последовал рывок под самые небеса.

Вечность среди мерцающих звезд. Мрак посреди света. Неудержимый поток мыслеформ целой планеты, её слитое дыхание лилось сквозь него несмолкающим течением бытия. Было ли это правдой, было ли это вопиющей ложью, не важно. Это была реальность, такая, какой её воспринимал этот полумёртвый мир.

В тот раз Сержант его тоже не узнал.

Зато те двое — узнали сразу.

Очнувшись в единый миг, он вздрогнул всем телом. Холодный пот прошиб его с головы до пят. Кеира ждет ответа. «Как ужасно и как хорошо. Вот только спустя мгновение я напрочь всё забуду». Но вслух лишь:

— Кеира. Надежда, страшная надежда есть, и она скрывается где-то поблизости, буквально рядом с нами, только руку протяни.

Только интонация какая-то… отчуждённая, апатичная, недобрая. Холодными ручейками она уходило, осталась лишь острая тревога. Одна тревога. Кеира взяла его ладонь и прижала её к груди, так что Сержант почувствовал удары сердца.

— Прости. Я не хотела. Но спасибо за правду. Люби меня, Сержант. Я хочу быть с тобой вместе — как единое целое. Люби меня сейчас, и слушай моё сердце.

Больше слов не было нужно. Сержант рванулся к ней, как раненая птица. Тетсухара писал: мгновение счастья даётся каждому, нужно только уметь его уловить. На горизонте собирались тучи. Их ещё не было видно, но напряжение уже появилось в замершем воздухе. Осталось немного. Бродяга носился вокруг, жадно впитывая новые ощущения, копя опыт. Он всё прекрасно понял, и момент узнавания не пропустил. Разобраться бы теперь, что это узнавание значило. Тонкая, ещё не отчетливая тревога оживала в потаенных уголках свободного от земных уз сознания. Когда-нибудь облака перерастут в грозу.

Первую весеннюю грозу.

Этот взгляд непросто было ухватить, тот будто бы ускользал куда-то, стоило на нём сосредоточиться. Наивный детский взгляд древнего, искушённого в галактической политике дитя, хотя какое там дитя. Перед Ксил восседала нога на ногу на слишком высоком для неё коленчатом стуле чужинка-ирн, существо само по себе предельно смертоносное, даже если на миг позабыть о прожигающем тебя насквозь путеводном свете чужой искры.

Как необычно. Она её почти боялась.

Творениям Создателя не престало испытывать столь бурных эмоций. Рождённый из пепла в пепел да сойдёт, само существование Ксил есть быстротечно и преходяще. Создатель был способен строить и разрушать целые миры, звёздные системы, шаровые скопления. Каждый из Ксил был возрождён к жизни из небытия посмертия — так Создатель соблюдал собственные правила невмешательства в дела иных цивилизаций, сводя роль своих детей до тишайших чуженаблюдателей. Ксил становились те из людей, которым довелось умереть. А кто мог быть воссоздан единожды, тотчас без проблем возродился бы и вновь.

Чего вообще Ксил могли бояться? За их плечами не то чтобы таилась — скромно восседала галактическая туша Создателя. Да, далёкого, да, вынужденно пассивного, да, холодного и глухого до чужих страхов и радостей. Но всё-таки — титанического сознания возрастом в миллиарды лет, тянущегося собственной непоколебимой волей за миллионы светолет отсюда.

Только лишь затем, чтобы годами её апатично выслушивать.

Но то Создатель. Он застал зарю тёмных звёзд и первых