Сирина видела фотографию Пэтти Азертон на столике в егоспальне.

Но майор, глядя на тонкие черты этого удивительного лица,освещенного лунным светом, мог думать только о Сирине. Он еще раз нежнопоцеловал ее губы, прежде чем отстраниться и вновь начать рассматривать ее.Сирина не понимала, почему позволяет ему все это, хотя с самого началачувствовала, чем все это закончится. Но это же сумасшествие… американец…солдат? К чему все это приведет? От этой мысли она съежилась.

– Почему ты плакала, Сирина?

– Я же сказала. Мне одиноко. Грустно… Я вспоминалао… – Она не знала, как сказать. Не хватало слов. – О том, что ушло.

– О чем? Расскажи мне.

Ему хотелось знать о ней все. Почему она смеялась, почемуплакала, кого любила, кого ненавидела и почему.

– Ах… – На мгновение она вздохнула. – Как ямогу рассказать, как это было? Потерянный мир… другое время, наполненноепрекрасными дамами и великолепными мужчинами…

Ей внезапно вспомнились родители и их друзья, очень многихиз них уже нет на этом свете или же они куда-то уехали. На мгновение оназамолчала, словно вспомнив обо всех, чьи лица преследовали ее в последнеевремя, и майор увидел, как в глазах ее опять появились слезы.

– Не нужно, Сирина.

Он крепко обнял девушку, а слезы медленно катились по еещекам.

– Прости.

– Это ты прости. Мне жаль, что тебе пришлось пережитьтакое.

Затем он улыбнулся про себя, вспомнив историю о том, будтоона племянница Марчеллы. Это с трудом укладывалось в «потерянный мир прекрасныхдам и великолепных мужчин». Он долго всматривался в утонченные черты ее лица,страстно желая узнать, кто же она на самом деле, однако само по себе это имелодля него мало значения и, возможно, никогда не будет иметь. Она быланеобыкновенной и одинокой, он же желал ее сильнее, чем кого бы то ни было,сильнее женщины, с которой был помолвлен. Фуллертон совершенно не понимал,почему это происходило, но это было так. Его душа рвалась сказать, что он еелюбит, но рассудок отлично понимал, что это настоящее сумасшествие. Как можнолюбить девушку, которую едва знаешь? И тем не менее он знал, что это именнотак. И, чувствуя его руки вокруг себя, Сирина тоже это знала. Он опятьпоцеловал ее – долго, крепко, страстно и с жадностью. Затем, ничего не говоря, поднялдевушку, поцеловал еще раз и медленно повел к задней двери дворца. Он неосмеливался произнести ни слова. Сирина долго смотрела на него, прежде чемскрылась в помещении для прислуги, которое она делила с Марчеллой, и тихоприкрыла за собой дверь.

Следующие несколько дней майор Фуллертон был сам не свой. Онбездумно исполнял свои обязанности, ничего не замечая. Сирина тоже двигаласькак во сне. Она не понимала, что произошло между ней и майором, и вовсе не былауверена, что хочет, чтобы все повторилось еще раз. Многие годы ненавидела онавойну, солдат, мундиры, любую армию – и тем не менее совершенно внезапнооказалась в объятиях майора, не думая ни о ком, кроме него. Чего же он хотел отнее? Она знала ответ на этот вопрос, или думала, будто знает, но расстраиваласьвсякий раз, когда вспоминала о фотографии, стоявшей на столике в его спальне.Просто ему хотелось переспать со своей итальянской служанкой – вот и все.Обычная история военных лет. Тем не менее она вспоминала о его прикосновениях ипоцелуях под ивой и понимала, сл что хочет от него большего. Трудно сказать,кто из них двоих выглядел более несчастным, пока каждый исполнял своиобязанности. Их мучения видели все, но понимали лишь двое. Ординарец майораЧарли Крокмен два дня назад обменялся понимающим взглядом с Марчеллой, но и этидвое предпочитали молчать. Майор рвал и метал, потеряв два дела с важнымиприказами, но, слава Богу, потом, когда уже вдоволь набушевался, снова отыскалих. Сирина полировала одну и ту же створку двери на протяжении почти четырехчасов, а затем ушла, оставив все свои тряпки и щетки у входной двери. Онасмотрела сквозь Марчеллу и легла спать, не притронувшись к ужину.

С той ночи под ивой они не говорили друг с другом. На следующееутро Сирина поняла, что это бесполезно и что майора снедают одновременно ивина, и страх. Он не сомневался, что Сирина невинна во всех отношениях и,несомненно, девственница. Девушка и без того пережила достаточно, так чтонезачем добавлять к этому еще и боль военного романа. К тому же у него естьневеста. Но проблема заключалась в том, что каждое утро, каждый вечер и каждуюминуту его мысли занимала далеко не Пэтти. Каждое мгновение перед его глазамистояла Сирина. Так продолжалось до воскресного утра, когда он увидел ее,работавшую в огороде Марчеллы. Он понял, что больше не в силах терпеть и долженнемедленно поговорить с ней, по крайней мере попытаться объяснить положениевещей, прежде чем окончательно потеряет рассудок.

Так он и появился перед ней – в брюках цвета хаки и легкомсинем свитере, засунув руки в карманы. Она поднялась, с удивлением глядя нанего, убирая с лица волосы.

– Да, майор?

На мгновение ему показалось, что в ее тоне прозвучалообвинение, но через миг она уже улыбнулась. Фуллертон тоже просиял и понял, чточертовски рад ее видеть. Ему необходимо было поговорить с ней. Пытаясьуклониться от встреч с ней, он довел себя чуть ли не до безумия.

– Мне хотелось бы поговорить с тобой, Сирина, –начал он, затем смущенно добавил: – Ты очень занята?

– Ну… да.

Она показалась ему какой-то повзрослевшей, когда отложила всторону инструменты и выпрямилась, ее зеленые глаза встретились с его серыми.

– Впрочем, не так чтобы очень. Не хотите ли присестьвон там?

Она указала на небольшую металлическую скамейку, изряднопроржавевшую, но все еще симпатичную, оставшуюся от лучших времен. Сирина тожехотела поговорить с ним сейчас, тем более что вокруг не было никого, кто мог быих видеть. Все порученцы отдыхали по случаю выходного дня, Марчелла отправиласьв церковь, а потом собиралась зайти к подруге. Сирина осталась дома поработатьв саду. Она с утра сходила в церковь, и Марчелла даже и не пыталась зазвать еев гости к своей старой подруге. На улице, как обычно, несли службу два часовых,кроме них, во дворе никого больше не было.

Майор молча прошел следом за ней до маленькой скамейки, иони присели. Он закурил и уставился вдаль на холмы.

– Сирина, прости меня. Думаю, что я вел себя не лучшимобразом на прошлой неделе. Наверное, я сошел с ума.

Его взгляд был искренним и открытым, и она медленно кивнула:

– Я тоже. Не понимаю, что случилось.

– Ты расстроилась?

Этим вопросом он мучился уже четыре дня. Или же онаиспугалась? Он понимал, что испугался и сам, но не знал почему.

– Иногда расстраивалась, – она медленноулыбнулась, а затем вздохнула, – иногда нет. Я испугалась… мне былонеловко… и…