Она посмотрела на него, ничего больше не говоря, и вновь ониспытал всепоглощающее желание заключить ее в объятия, прикоснуться к ней, иеще большее желание – овладеть ею здесь же, прямо под этим деревом, под лучамиосеннего солнца, прямо на этой траве. Он закрыл глаза, словно от боли. Сиринакоснулась его руки.

– В чем дело, майор?

– Во всем. – Он медленно открыл глаза. – Непонимаю, что чувствую… что происходит. – Затем внезапно всем своимсуществом он понял, что не в силах больше бороться с охватившим егочувством. – Я люблю тебя. О Господи… – Он привлек ее к себе. – Ялюблю тебя!

Когда его губы отыскали ее, она почувствовала, как в нейвспыхнуло желание, но и еще нечто гораздо большее. Ей захотелось стать егочастью, чтобы обрести цельность. Случилось так, словно здесь, в родительскомдоме, в их старом саду, она нашла свое будущее, словно она принадлежала этомубелокурому американскому майору с самого начала, словно он был рожден для нее.

– Я тоже люблю тебя… – Эти слова она произнеслашепотом и, произнося их, улыбалась, хотя в ее глазах стояли слезы.

– Ты пойдешь со мной?

Она понимала, что он имеет в виду, понимала, что он не хочетпринуждать ее. Он хотел, чтобы она понимала, что делает, чтобы ей тоже хотелосьэтого.

Она медленно кивнула, повернув лицо к нему. Он торжественновзял ее за руку, и они пошли через сад. Сирина чувствовала себя так необычно…словно они только что поженились… Берешь ли ты его, этого мужчину?.. Да… Оначувствовала, как ее голос прозвучал из самых глубин души, когда они вместеподнялись по ступеням крыльца, когда он закрыл за ними дверь. Они неторопливоподнимались по лестнице, его рука лежала у нее на талии, они направлялись вспальню, принадлежавшую когда-то ее матери. Но когда она оказалась на пороге,ее внезапно охватила дрожь, глаза расширились от страха и воспоминаний.

– Я… я… не могу…

Она говорила едва слышным голосом, и он согласно кивнул.Если она не может, он не станет заставлять ее. Ему хотелось лишь держать ее всвоих объятиях, чувствовать ее близость, прикасаться к ней, скользить губами поее восхитительному телу.

– Любимая моя… Я никогда не стану заставлять тебя… ялюблю тебя…

Слова падали и запутывались в ее восхитительных волосах, вто время как его губы скользили по ее шее, груди. Губами он осторожнорасстегнул темное хлопковое платье, страстно мечтая о каждой клеточке ее тела,вкушая ее, словно нектар, блуждая языком по ее нежной коже. Она начала тихонькопостанывать.

– Я люблю тебя, Сирина… Я люблю тебя.

Это было правдой, он и любил, и желал ее с такой силой, скакой до этого момента не желал ни одной женщины. Забыв, что она сказала напороге, подхватил ее на руки и уложил на кровать, начал медленно ее раздевать.Она не сопротивлялась, ее руки блуждали по его телу, поглаживая, задерживаясь,снова приходя в движение, пока он не ощутил такого мощного взрыва собственногожелания, что больше не мог сдерживать себя.

– Сирина, – хрипло прошептал он, – я хочутебя, моя любимая… я хочу тебя…

Однако в его словах звучал и вопрос. Он всматривался в еелицо, в ее глаза, и она кивнула. Он снял с нее оставшуюся одежду, и онапредстала перед ним совершенно обнаженная. Он быстро разделся и лег рядом сней, крепко прижавшись всем телом. Затем – сначала очень медленно, потом со всебольшей силой – он стал проникать в нее, понемногу все глубже и глубже, покаона не вскрикнула от боли, тогда он быстро ринулся вперед, зная, что этоследует сделать резко, сразу же. Затем первая боль ушла, и она прильнула кнему, а он начал ласкать ее, обучая чудесам любви. Они занимались любовью дотех пор, пока внезапная страсть не выгнула ее дугой и она не издала крика, вкотором, однако, не было боли. После этого и он дал себе волю и ощутил, какраскаленное золото потекло по его венам и он, казалось, воспарил по усыпанномудрагоценными камнями небу. Вот так, тесно прижавшись друг к другу, они унеслисьот реальности, как им казалось, навечно. Придя в себя, он увидел, что она лежитв его объятиях, прекрасная, как разноцветная бабочка, расправившая крылья унего на ладонях.

– Я люблю тебя, Сирина.

С каждым уносившимся в прошлое мгновением эти словаприобретали новое, более глубокое значение. На этот раз с улыбкой женщины онаповернулась к нему, поцеловала, нежно заключив в кольцо своих рук. Казалось,прошло много часов, прежде чем он нашел в себе силы отстраниться от нее и,приподнявшись на локте, с улыбкой на лице любоваться этой невероятной золотойсмесью женщины и ребенка.

– Привет, – проговорил он так, словно только чтовстретил ее. Она посмотрела на него и рассмеялась. Она смеялась над выражениемего лица, над только что произнесенным им словом, над призраками, которых ониоба отогнали в сторону, не грубо, но решительно. Она лежала в кровати, некогдапринадлежавшей ее матери, смотрела вверх на полог из голубого атласа,напоминавший небо.

– Красиво, правда?

Он поднял глаза вверх на атласные драпировки, затемповернулся к ней и вновь улыбнулся. Сирина неожиданно рассмеялась, и этот смехпридал ей вид таинственного ребенка.

– Да. – Она поцеловала его в кончик носа. –Тут всегда было красиво.

– Что? – спросил он недоуменно.

– Эта кровать, эта комната…

Он нежно улыбнулся, глядя на нее.

– Ты часто приходила сюда с Марчеллой?

Фуллертон задал этот вопрос так простодушно, что Сирина несмогла удержаться и рассмеялась. Теперь она должна рассказать ему. Она обязана.Дружественные духи тайно обвенчали их в саду и соединили на материнском ложе.Пришло время рассказать ему правду.

– Я не приходила сюда с Марчеллой. – Она намгновение коснулась его руки, стараясь подыскать нужные слова. Затем, глядяпрямо в его глаза, сказала: – Я жила здесь, майор.

– Не кажется ли тебе, что теперь ты могла бы звать меняБрэд? Неужели я прошу слишком многого?

Он склонился над ней и нежно поцеловал. Сирина улыбнулась вответ и чуть отстранилась.

– Хорошо, Брэд.

– Что значит – ты жила здесь? С Марчеллой и своейродней? Вся твоя семья работала здесь?

Отрицательно покачав головой, она с серьезным выражением налице уселась на кровати, обернув вокруг себя простыню, и крепко сжала рукувозлюбленного.

– Эта комната была спальней моей матери, Брэд. А твойкабинет – моей комнатой. Вот почему, – голос ее звучал так тихо, что онедва различал слова, – вот почему я пришла туда в тот вечер…

Ее глаза не отрывались от его глаз, он в полном изумлениисмотрел на нее.

– О Господи! Так кто же ты?!

Сирина молчала.

– Значит, ты не племянница Марчеллы? – Он давноподозревал это.