– Чтобы у нас был секс, много-много секса, а когда егобудет столько, сколько мы сможем выдержать, ты уберешь щиты и напитаешь ardeur прямосейчас, пораньше, чтобы он не попытался возникнуть, когда мы будем в окруженииагентов ФБР.

И он понес меня к кровати. Легко, плавно, хотя вряд ли междунами была разница хоть в двадцать фунтов веса.

Я сказала только одну вещь, которая пришла на ум:

– Умеешь девушку уговорить.

Он усмехнулся мне:

– Ну, я мог бы сказать, что собираюсь тебя трахать,пока ты не отключишься, но ты бы могла счесть это за бахвальство.

– Я никогда во время секса не отключалась, –сказала я.

– Должен же быть когда-нибудь первый раз, –возразил он.

И мы уже были возле кровати.

– На словах-то все вы герои, – сказала я.

Он бросил меня на кровать. Бросил внезапно и далеко, так чтоя по-девчачьи пискнула, упав на матрац. Пульс вдруг застучал у меня в глотке.Мика уже развязал галстук и расстегивал рубашку.

– Спорим, я первый разденусь?

– Так нечестно. На мне еще и кобура.

Он сбрасывал с плеч шелковые подтяжки и вытаскивал рубашкуиз штанов.

– Тогда тебе стоит поторопиться.

И я поторопилась.

Мика уже лежал на спине, пока я еще стаскивала шмотки.Зрелище голого Мики на фоне белых подушек и бело-золотого покрывала заставиломеня застыть и уставиться на него. Нет, не только на пах. Как можно смотретьтолько на что-то одно, когда он весь лежит передо мной?

В одежде он не выглядел таким мускулистым. Чтобы оценить этутонкую игру мышц на руках, на груди, на животе и на ногах, надо было видеть егодостаточно обнаженным. В одежде он казался хрупким – особенно для мужчины. Аголый он выглядел сильным и как-то более... более каким-то таким, что одеждаскрадывает. Загар, темнеющий на фоне покрывала, выделял его тело какнарисованное. Плечи у него были широкие, бедра и талия – узкие. Сложен он былкак пловец, и это было у него природное, а не от занятий спортом.

Мне не хватало разлива его волос вокруг лица, но он не сталрасплетать косу, и я его не попросила. Иногда удобно, чтобы волосы не получалисвободы, а то они, бывает, могут помешать.

– Как ты красив! – сказала я.

Он улыбнулся:

– А это не моя реплика?

Я взялась за пояс:

– Мне пояс и чулки снять или оставить?

– А ты сможешь снять белье, не снимая пояса? –спросил он.

Я завела большие пальцы под резинку кружевных трусиков истянула их прочь. Жан-Клод отучил меня носить их под низ. Они, говорил он,нужны только для красоты. А на самом деле их следует надевать в последнююочередь, тогда можно их снять первыми.

Этого я говорить, конечно, не стала вслух, потому что незнала, как Мика отнесется к напоминанию, что у меня и с другими мужчинами сексбывает. Он делился с ними нормально и вроде ничего против не имел, новспоминать в процессе секса другого любовника – это просто дурной тон.

Минуту я простояла раздетая – только в поясе с чулками итуфлях на высоком каблуке. Стояла, пока его глаза не наполнились темнотой, котораязаполняет глаза мужчин в тот момент, когда они понимают: ты уже не скажешь"нет". Что-то есть в этом взгляде от обладания, что-то такое, чтоговорит: "Мое". Не могу объяснить, но видела достаточно, чтобы знать:это общее для всех мужчин, по крайней мере иногда. А у женщин бывает такой жеодинаковый взгляд? Может быть. А у меня? Без зеркала не узнать.

Он подобрался по кровати ко мне и сказал:

– Иди сюда.

Его пальцы обхватили мое запястье, притянули меня к кровати,но мне пришлось залезать туда, помочь ему меня втаскивать.

Он вел меня, пока мы не добрались до изголовья, и он затащилменя на большую подушку. Их было так много, такие высокие, я просто полусиделав них.

Я думала, Мика ляжет рядом со мной, но он не лег.

Отклонившись назад, он просто на меня смотрел.

– Bay! – Голос прозвучал как хриплое рычание.Совершенно невинное слово, сказанное с какой угодно интонацией, только неневинной. – Вот это вид!

Голос по-прежнему звучал с рычанием, хрипло, будто говоритьбыло больно.

Он начал опускаться ко мне лицом, как медленно приближаютгубы для поцелуя. Потом остановился.

Он лизнул меня, и от такого ощущения разом разлетелись прочьмои мысли и чувства.

По его телу прошел спазм, содрогнулась спина, плечи, руки,пальцы сжали меня сильнее. Эти шартрезные глаза смотрели на меня снизу, ивозникала иллюзия, что на этих зелено-золотых глазах лицо кончается.

– Боже мой, Мика, как мне нравятся твои глаза, когдавот так!

Он зарычал, и этот звук отдался во мне дрожью. Я вскрикнула,закинув голову и закрыв глаза. Рычание перешло в мурлыканье, мурлычущее рычаниепрошло по моей коже, дрожа, нарастая.

Тяжелое, сладкое тепло нарастало во мне, и тяжестьвзорвалась приливом теплой радости, пронизавшей меня, захлестнувшей с головой,снова и снова, с каждым его движением, и это было наслаждение, которому нетконца. Я ловила ртом воздух, зажмуренные веки дрожали, во мне не осталоськостей, я не могла шевельнуться. Разбитая, разрушенная, утонувшая вудовольствии. Кровать шевельнулась, Мика оказался на мне. Я пыталась открытьглаза, но могла лишь трепетать веками и видела лишь свет и темноту.

– Анита, – почти шепнул он, – как ты?

Я попыталась сказать, что хорошо, но звука не было. Подуматья могла, но пока что – ничего больше.

– Анита, скажи что-нибудь. Мигни, если меня слышишь.

Я смогла моргнуть, но даже перед открытыми глазами всеплыло. Мир превратился в расплывчатые цвета. Я подняла большой палец,показывая, что все о'кей, потому что говорить было еще слишком трудно.

Он наклонился так близко, что лицо стало размытым пятном.

– А теперь я тебя трахать буду, – сказал он.

– Да, – сумела я шепнуть. – Да.

– Трахай меня, Мика, трахай!

Он облизал губы и проглотил слюну. Пульс метнулся у него нагорле.

– Не хочу делать тебе больно.

– Будет больно – я скажу.

Он посмотрел на меня, и на лице его не было вожделения –была нервозность, неуверенность. Я знала, он хочет в меня воткнуться, нобоится. Сколько женщин ранили его душу? Сколько говорили ему, что он урод,монстр, просто потому, что он так мужествен? Я села, потянулась, и даже отодного прикосновения у меня голова запрокинулась, из горла вырвался крик. Ятаращилась на него, сама зная, что глаза у меня бешеные, у него тоже головазапрокинулась, глаза закатились под лоб.