– Приятный мужчина, – заметила Ким, включая зажигание.Мотор недовольно заворчал. – По-моему, работать с ним будет одно удовольствие.А ты как думаешь?

Динна лишь молча кивнула. Погруженная в свои мысли, онамолчала до самого отеля.

– Не понимаю, почему ты не хочешь показать ему своиработы?

Упрямство Динны всегда раздражало Ким. Из всех ее соучениковпо школе искусств только Динна обладала бесспорным талантом. И только оназарыла свой талант в землю почти на двадцать лет. Все остальные пыталисьчего-то добиться, но в конце концов потерпели неудачу.

– Я же тебе сказала, я не готова.

– Чушь! Если ты сама ему не позвонишь, я дам ему твойтелефон. Тебе давно пора что-то делать с горой шедевров, которые стоят в твоейстудии, повернутые лицом к стене. Так не должно быть. Честное слово, Динна, этопросто преступление. Господи, если вспомнить, какое барахло я сначала рисовала,а потом из кожи вон лезла, чтобы продать...

– Это было не барахло.

Динна смотрела на подругу с искренней теплотой, но обезнали, что картины Ким отнюдь не были шедеврами. Ким куда лучше, чем живопись,удавались броские заголовки и планирование рекламных кампаний.

– И все-таки это было барахло, но сейчас меня это неволнует. Мне нравится моя нынешняя работа. Но вот как быть с тобой?

– Мне тоже нравится то, чем я занимаюсь.

– Что же это, интересно? – Упрямство Динны начиналораздражать Ким, и это стало заметно по ее тону. Всякий раз, когда они обсуждалиработу Динны, разговор кончался одинаково. – Что конкретно ты делаешь?

– Ты знаешь что. Рисую, забочусь о Марке и Пилар, ведухозяйство. Я очень занята.

– Нуда, ты заботишься обо всех. А о себе ты подумала?Тебе не приходило в голову, что, если бы ты увидела свои картины висящими вгалерее или еще где-то, кроме кабинета Марка, это пошло бы тебе на пользу?

– Мне не важно, где висят мои картины. – У Динны нехватило духу признаться Ким, что они больше не висят даже в кабинете Марка.Полгода назад Марк нанял нового декоратора, а тот объявил ее работы незрелыми идепрессивными и распорядился их убрать. Марк принес картины домой – все,включая небольшой портрет Пилар, который теперь висел у них в холле. – Для меняважно писать картины, а не показывать их кому-то.

– Господи, да это же все равно, что играть на скрипкебез струн! Это не имеет смысла.

– Для меня имеет, – мягко, но решительно возразилаДинна.

Ким только головой покачала.

Они вышли из машины и пошли к отелю.

– Ты сумасшедшая, но я все равно тебя люблю. Диннамолча улыбнулась.

Оставшееся время в Кармеле пролетело быстро, даже слишкомбыстро. Подруги прошлись по магазинам и снова пообедали в «Пайн инн». Ввоскресенье днем Динна еще раз вышла прогуляться по пляжу. Теперь она знала,где живет Бен, его дом проглядывал между деревьями. Бродя по пляжу, онасознавала, что Уайет совсем близко. Но она прошла мимо. Бен ей больше невстретился, но она была раздосадована уже тем, что вообще задумывалась,встретит ли его на пляже. С какой стати ему там быть? Даже если бы онивстретились снова, что бы она ему сказала? Поблагодарила бы за то, что он нерассказал Кимберли об их встрече? И что из этого? Какое это имеет значение?Динна знала, что больше не увидит Бена.

Телефонный звонок застал Динну в студии. Она сидела нанекотором расстоянии от полотна и пыталась оценить результаты своей утреннейработы. Сегодня это был натюрморт: на фоне голубого неба, видного в открытоеокно, – ваза с тюльпанами, роняющими лепестки на столик красного дерева.

– Динна?

На мгновение Динна замерла от неожиданности.

– Бен? Как вы узнали мой телефон? – Диннапочувствовала, что ее щеки краснеют, и рассердилась на себя за такую реакцию. –От Ким?

– Конечно. Она заявила, что, если я не выставлю вашикартины, она откажется выполнять мой заказ.

Динна покраснела еще гуще и рассмеялась:

– Не верю, что она это сказала!

– Я пошутил. На самом деле она сказала, что вы оченьхорошая художница. У меня к вам предложение: я меняю одну из картин Уайета измоей коллекции на одну из ваших собственных.

– Это безумие! Вы с ума сошли! И Ким тоже!

– Может, вы позволите мне самому об этом судить? Вы непротив, если я заеду к вам сегодня в середине дня?

– Сегодня? Сейчас? – Динна посмотрела на часы, было ужеоколо одиннадцати. Она энергично замотала головой: – Нет!

– Я понимаю. Вы не готовы. Художники никогда не бываютготовы.

Бен говорил с ней так же мягко, как тогда на пляже. Диннауставилась на телефон и еле слышно прошептала:

– Я не могу. Правда.

– Тогда завтра?

Бен говорил твердо, но не слишком напористо.

– Право, Бен, все это как-то... Я...

Промямлив нечто невразумительное, Динна замолчала и услышаласмех Бена.

– Ну пожалуйста, мне очень хочется увидеть вашикартины.

– Но почему?

Спросив, Динна сразу же пожалела, вопрос показался ейглупым.

– Потому что вы мне понравились. И я бы хотел увидетьваши работы. Все очень просто. По-моему, звучит разумно, вы согласны?

– Более или менее.

Динна не знала, что еще сказать.

– Ленч у вас занят?

– Нет.

Динна снова печально вздохнула.

– Да не вздыхайте вы так жалобно, я обещаю, что не будуметать дротики в ваши полотна. Честное слово, можете мне поверить.

Неожиданно для себя Динна поняла, что действительно ему доверяет.По-видимому, на нее подействовали его манера говорить и его взгляд, который онахорошо помнила.

– Ну хорошо, договорились. Жду вас в полдень.

Наверное, никогда еще восходящий на эшафот не произносилпоследнее слово с такой решимостью. Вешая трубку, Бен Томпсон улыбался.

Ровно в полдень Бен был на месте. Он привез пакетфранцузских булочек, приличный кусок сыра бри, полдюжины персиков и бутылкубелого вина.

– Сгодится в качестве ленча? – спросил он, выкладываяна стол привезенные богатства.

– Очень мило с вашей стороны, и все-таки вам не стоилоприезжать. – Динна посмотрела на него в смятении. Она была в джинсах изаляпанной краской блузе, волосы ее были собраны в небрежный узел. – Терпеть немогу, когда меня ставят в неловкое положение.

Видя, что она с обеспокоенным видом наблюдает, как онвыкладывает еду, Бен перестал раскладывать фрукты.