– Виноват, – пробормотал Стоянов.

– Конечно, виноват! А сегодняшний тип? Почему никто неподумал о том, что он может не растеряться и позвать на помощь? А ну какмилиция поблизости оказалась бы? Привыкли, понимаешь, что если кто замаран, товедет себя тише воды – ниже травы. А народ нынче не такой пошел. Ему палец врот не клади. Что ты о нем знал в тот момент, когда принимал решение посылать кнему своих недоумков?

– У нас были данные о том, что он подозревался вубийстве, совершенном полгода назад. И подозревался не без оснований. Урозыскников были хорошие источники, подтвердившие его причастность, нодоказательств, пригодных для следствия и суда, не нашли, поэтому Парыгинаотпустили.

– Отпустили, отпустили, – передразнил ВасилийВалерианович. – Они-то отпустили, только и тебе в руки он не дался. Ивообще, с чего ты взял, что уголовный розыск не ошибается? Сам работал, самзнать должен, что ошибаются гораздо чаще, чем хотелось бы. Может, они его зряподозревали, а Парыгин этот на самом деле чист как стекло. И вот сейчас, покавы тут мне объясняете, какой он злодей и убийца, он уже в милиции сидит дазаяву строчит на неких бандитов, которые к нему в дом вломились и требовалипризнаться невесть в чем. Что дальше будет, догадываешься? Нет, Григорий, такне годится. Надо что-то менять в твоей системе. А ты что скажешь? –обратился он к Зеленину.

Зеленин долго молча смотрел на Василия и только потомсоизволил заговорить:

– Если позволите, Василий Валерианович, я изложу своюточку зрения. Хочу сразу предупредить: она не совпадает с точкой зренияГригория Ивановича.

– Ну, говори, – милостиво разрешил Василий.

– Я с самого начала был против того, чтобы набиратькандидатов на обучение в криминальной среде. Кроме того, я был против того, чтобыготовить их в закрытом учебном центре в условиях казарменного положения. Каковабы ни была цель обучения, впоследствии каждому выпускнику должна быть даналегенда, и возьмись кто-нибудь ее проверить, сразу выплывут те четыре месяца,которые они провели здесь. Четыре месяца глухого отсутствия, которыеобязательно насторожат проверяющего. Есть еще один момент, не менее важный.Жизнь меняется очень быстро, даже за четыре месяца можно от нее отстать.Человек, оторванный на четыре месяца от повседневной жизни, никогда не сможетполностью компенсировать этот отрыв. Даже если он будет ежедневно читать газетыи смотреть телевизор, все равно рано или поздно он допустит ошибку, котораяспециалисту сразу скажет о том, что его в этот период в Москве не было. И начнетсянакручивание одного на другое. Он вынужден будет быстро что-то придумать, чтобыобъяснить свою неосведомленность, а это же всегда можно проверить иопровергнуть, было бы желание. Я считаю, что обучение должно проводиться вусловиях дневного стационара, а не казармы. Что же касается контингента, то яполагаю, что кандидаты должны вообще отбираться из числа людей, никогда непопадавших в поле зрения правоохранительных органов.

– Это неправильный подход, – резко вступилСтоянов. – У нас должно быть оружие, при помощи которого мы можем держатьчеловека в узде. Этим оружием может быть только страх перед разоблачением.Именно поэтому мы набираем людей, заведомо виновных в тяжких преступлениях, изаставляем их сделать признание под запись. После этого они делаются шелковыми.Никак иначе мы с ними не справимся.

– Ну, какими шелковыми они делаются, мы ужевидели, – заметил Василий Валерианович. – Один побежал к оперу, скоторым сотрудничал, просить помощи. А другой своими силами справился. Скажубольше. Эти два провала заставили меня обратиться к специалистам, и они сказалимне очень интересную вещь. Существует практика, когда преступление умышленно нераскрывается, а заведомо виновный отпускается на волю в обмен на согласиедавать информацию. И практика эта существует очень давно. Ты, Григорий, знал обэтом?

– Впервые слышу, – удивленно откликнулсяСтоянов. – Не может такого быть.

– Может, дорогой мой, очень даже может. И есть. И было,и будет. И стыдно тебе, кадровому милиционеру, этого не знать. Ты сколько лет вуголовном розыске проработал?

– Двадцать четыре.

– Тогда тем более стыдно допускать такие оплошности.Даю вам обоим два дня на разработку новой концепции подбора и обучения кадров.Ваши взаимные разногласия меня не интересуют. Вы работаете в одной команде ибудьте любезны снимать свои внутренние конфликты самостоятельно и не в ущербтому делу, которое мы все вместе делаем. Через два дня я приеду сюда, и вы мнедоложите свои соображения. Все ошибки должны быть в новой концепции учтены.

Василий Валерианович резко поднялся, показывая, чтоаудиенция окончена.

* * *

Стоянов проводил его до выхода, услужливо открыл дверьавтомобиля и стоял на крыльце в одном костюме, пока машина ВасилияВалериановича не миновала пост у въезда на территорию учебного центра. Закурил,постоял задумчиво, оглядывая едва видные в темноте верхушки деревьев, потомраздраженно швырнул окурок в снег и пошел к себе. Идя по длинному коридору,машинально искал глазами любой непорядок, к которому можно было бы прицепитьсяи сорвать зло хоть на ком-нибудь, но непорядка не было. Первая группаспециалистов закончила обучение и отправилась по своим местам, вторую группуеще не набрали, и во всем учебном центре не было никого, кроме руководства,инструкторов и немногочисленной обслуги.

Открыв дверь в свой кабинет, он увидел Зеленина, который ине подумал уходить после отбытия высокого начальства. Более того, он явнособирался немедленно начать работу над новой концепцией. Уже и бумаги разложил,и схемы какие-то на столе появились. Стоянов неодобрительно хмыкнул про себя.Сразу видно, его заместитель ни одного дня «на земле» не работал, хотя служил всиловом ведомстве и погоны носил. У практических работников испокон векусуществовало непреложное правило: получив указание, не торопись исполнять,возможно, его еще отменят. А вот у тех, кто за письменными столами сидит да ваппаратные игры играет, у них-то другие правила. Делай быстрее, потому что ктопервым доложил, тот и прав. Кто более оперативно подготовит бумагу, с темначальство и согласится. Трудно Стоянову с Зелениным работать, разные они,совсем разные. Александр Петрович Зеленин – книжный червь, теоретик, бумажнаядуша. А Стоянов всю жизнь землю ногами топтал, преступников своими рукамизадерживал да за горло брал. Так, бывало, крепко брал, что раскалывались они аждо самой задницы, как гнилые орехи. А этот… Что он понимает в оперативнойработе? Что он понимает в вербовке? Разве он знает, как заставить человекаподчиниться и не дергаться?

– Ну что, выслуживаться собрался? – Стоянов несумел скрыть злой насмешки. – Едва получил указание, уже кинулсяисполнять?

Зеленин поднял на него хмурый взгляд. Это всегда былозагадкой для Стоянова: как человек с таким круглым румяным лицом, словно самойприродой предназначенным для широкой приветливой улыбки, ухитряется постоянновыглядеть хмурым, озабоченным и словно обращенным внутрь себя. Причем такоевыражение лица сохранялось у Зеленина даже тогда, когда он пребывал впрекрасном настроении.