Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Меня поселили в отдельном шатре, разрешив взять с собой только Зиру. Видимо, посчитали, что неблагородная особо никакой опасности не представляет, а, может, еще по какой причине, кто их знает. Мое новое пристанище было гораздо меньше двух предыдущих шатров, да и не так богато убранством, если сравнить с моими опочивальнями в замке драконов, но все же это было куда лучше, чем холодная земляная яма или лесная подложка под открытым небом.
Две медвежьи шкуры, застеленные тканым пледом, и маленькая подушка (свернутое покрывало, обвязанное с двух концов лоскутами ткани), служили нам вместо кроватей. Между ними, прямо на полу горела маленькая лампада, а на одной-единственной опоре (длинное бревно), на которой и держался наш новый, надеюсь, временный дом, торчали две обрубленные ветки, что и послужили нам вешалками для плащей. Всю нашу поклажу конфисковали, не оставив даже фляги с водой, о которых так просила Ника. У нее явно какие-то особые отношения со здешними водоемами.
Я устало взглянула на две скудные тарелки с вяленым мясом и двумя ломтями хлеба и тяжело вздохнула.
– Может, все-таки стоит поесть? ― заботливо справилась Зира.
Я замотала головой:
– Не хочу.
– Как и я, ― понимающе протянула она.
Зира поднялась со своей кровати и, подняв наши тарелки, направилась к выходу из шатра.
– Кх, ― она демонстративно кашлянула, и внутрь тут же заглянула лысая татуированная голова, выставив перед собой острие меча. – Мы не голодны, можете унести.
Солдат брезгливо хмыкнул, но тарелки все же забрал.
– Подумают, боимся, что нас отравят, ― задумчиво сказала я.
– Нет, ― повернулась ко мне Зира, ― скорее решат, что это знак неуважения.
Она явно была обеспокоена происходящим. Ее дыхание с каждой минутой становилось все тяжелее, она то и дело поглядывала в сторону шатров Ники и Рога. Кто знает, в какие условия поместили их? Сильные драконы – опасность. Скорее всего, их свяжут…
Как только она опустилась на свою «постель», я бросилась ей на шею и крепко обняла.
– Лена? ― она обхватила мои плечи и, отстранив, внимательно всмотрелась в мое заплаканное лицо.
Я поджала губы и попыталась сдержать дрожь в голосе:
– Спасибо, ― с этими словами обняла ее еще крепче.
Я чувствовала, как она улыбается, нежно поглаживая мою спину. Мне захотелось раствориться в тепле ее тела и на мгновение укрыться в доброте огромного сердца.
Тот допрос закончился на ней. Зира была единственной, которая оказалась здесь только ради меня. Возможно, если бы она знала историю Ники, причин сбежать из замка у нее было бы больше. Но изначально ее вели только чувства и забота обо мне:
– Я не могу позволить этой девочке умереть, ― сказала она тогда без капли сомнений. ― Я больше не могу терять своих детей.
Конечно, Гладия и Дилиус засыпали ее вопросами из разряда: «Она – твоя дочь?», оказалось, что даже им, наделенным магией, коих я считала более приближенными к обычным людям, было сложно понять сильную привязанность к кому бы то ни было, а уж тем более к кому-то, кто не был связан с тобой одной кровью. Что уж говорить? Даже о родство в этом мире смело готовы вытирать ноги. Гладия не сжалилась над своей внучкой даже после того, как убедилась, что она никого не предавала, да и вообще ничего не знала, а просто была похищена из одного плена в другой. Так решили мои драконы, у меня на этот счет вертелось совершенно иное слово на языке – «спасение». Но что тут можно добавить? Лидия разделила с Никой и Рога их дальнейшую участь – одиночная камера в маленьком шатре.
Да, мы все разные, восприятие реальности у каждого свое, как и те ботинки, в которых мы проходили свои пути, как и те ухабистые тропы, которые стирали нам подошвы и делали нас нами, но это не значит, что мы не можем научиться понимать друг друга. Зира тому доказательство. У нее есть сердце, она умеет любить, отдавая всю себя. Любить, не требуя ничего взамен. На это способен далеко не каждый человек в моем мире, а уж такую самоотверженность я и не надеялась встретить среди драконов. Но она доказала, что даже во тьме есть свой свет, и покуда сердце в груди продолжает биться (да, и не важно, в чьей груди, устланной чешуей или шерстью), оно способно на прекрасные чувства даже в мире, полном жестокости и гнева.
Я отпрянула от нее и, проглотив огромный ком, что все это время стоял в моем горле, прошептала:
– Я и есть Орникс.
Зира выглядела так, будто ее огрели чем-то тяжелым прямо по голове и заморозили в таком состоянии каким-то заклятием. Больше минуты в нашем шатре царило молчание. Тишина, и правда, стала для меня мучителем, куда спокойнее было пребывать в потоке нескончаемого хаоса, чем в покое неведения. Но я ждала, пока она сможет осознать мои слова в полной мере. Ждала и надеялась, что она не отвернется от меня, вопреки всем моим самым страшным опасениям.
– Как ты… ― наконец тихо вымолвила Зира.
– Люка рассказал.
– Тогда? В пещере?
Я замотала головой.
– Нет, тогда, на башне. Точнее, в моем сознании. До того, как я полностью поглотила его и его магию.
– Подожди, что ты сделала?
– Я поглотила его, Зира. Это, ― я показала ей свои ладони, ― его магия, не моя.
– Так ты стала… но Люка не умел летать. Или?
– Нет, не умел. Полет… Думаю, это привилегия Орникса.
– Но как? – не унималась она, тщетно силясь во всем разобраться.
Я глубоко вздохнула и на выдохе быстро повторила слова покойного колдуна:
– Если Ирана вкусит кровь колдуна, плоть оборотня и познает любовь дракона, она вновь возродится, как истинный Орникс.
Зира распахнула глаза еще шире и схватилась за грудь.
– Кровь Люки… тогда в пещере, она попала тебе в рот?
Я кивнула.
– Но тогда… получается, что ты и есть истинный Орникс. Зачем кому-то было… это все колдуны и оборотни…
– Не только они, ― перебила ее я. ― Люка и его отец верили, что истинный Орникс принесет гибель их миру. Но я точно не знаю, почему.
– Не может этого быть, ведь Орникс…
Лицо Зиры озарилось прозрением. Она бросила пугливый взгляд в сторону теней возле входа в наш шатер и, схватив меня за плечи, притянула к себе. Ее теплое дыхание обдало мне кожу, и она тихо прошептала мне на ухо:
– Голузелла. Скорее всего, все началось с нее. Согласно легенде, первый Орникс унес ее высоко в горы, где обосновался и сам.
Пришла моя очередь раскрыть от удивления глаза, да так, чтобы они едва не вылетали из орбит:
– Она и была первым Орниксом?