Среди заключенных в лагере были и дети, которым в перерывах между уроками, разрешали поиграть. Младшая сестра Ирены, четырнадцатилетняя Грете, была инвалидом, поэтому ей разрешили остаться с отцом в Середи. Благодаря своему статусу он тоже был в безопасности. Это было настоящим чудом, потому что людям с инвалидностью серьезно угрожали нацистские программы эвтаназии{78}.

Для документации работы швейных мастерских в словацких лагерях было сделано несколько фотографий. На них запечатлены прилично одетые мужчины и женщины, склонившиеся над блестящими швейными машинками. Ногами они нажимают на педали, руками прогоняют ткань под иголками, но все их мысли, без сомнений, о покинутых близких и о страшном туманном будущем.

Расставаясь с отцом и сестрой Грете в 1941 году, Ирена и не представляла, что ее навыки тоже вскоре спасут ей жизнь. И что ее клиенты будут куда выше статусом.

Тем временем в Германии Гуня Фолькман вела относительно спокойную жизнь с чешским паспортом, но всегда боялась, что ее мужа, Натана, могут увезти. Он был поляком, и их увозили в рабочие лагеря на тех же основаниях, что и евреев. Она решила, что ему надо бежать, и спланировала путь. Через Италию в Швейцарию, тайно пересекая границы, через которые евреев не пропускали. Расставаться с Натаном было больно, однако разлука продлилась недолго. Он вернулся домой, потому что был не в силах покинуть Гуню.

Еще шесть недель они провели вместе. Когда в еврейском квартале начали забирать людей, Натана увезли. Солдаты вели колонны мужчин, среди которых был и Натан, держа дубинки наготове, чтобы ударить любую женщину, осмелившуюся подойти. Официально вход в барак, где держали мужчин, был закрыт, но каким-то образом безумно храброй Гуне удалось уговорить охранника дать ей повидаться с Натаном. Она испытала шок, увидев, что ее муж превратился из собранного, ухоженного мужчины в измученного заключенного. Их встреча была недолгой и печальной. Гуня твердо решила хоть как-то помочь мужу. Для тяжелого физического труда Натану нужны были крепкие ботинки. Она решила достать ему хорошую пару обуви.

Собрав всю волю в кулак, Гуня пришла в магазин Гельбов, когда-то принадлежавший ее родственникам, и попросила новых хозяев о помощи. Каким-то чудом ей удалось убедить ариизатора продать ей ботинки. Гуня поспешила обратно в барак, но лишь увидела, как последние колонны обритых мужчин выводят из города. Так и осталась одна с новыми ботинками для мужа.{79}.

Вскоре депортация настигла и Гуню.

«Изготовление шуб – отдельный вид искусства, и никто, кроме профессионалов, не должен даже пробовать этим заниматься. Однако с небольшими кусками меха справится и обычная швея», – «Гид современного швейного искусства с картинками».

Для первой принудительной работы Гуне далеко ехать не пришлось. Ее, других евреев и евреев из смешанных браков забрали из дома и увезли в новую «еврейскую зону» в Лейпциге. Там людей распределили по крошечным комнатам и квартирам. Гуню поселили в комнате в Карлебахской школе. Часть школы сгорела во время «Хрустальной ночи». По красивой главной лестнице из камня теперь не поднимались учителя с учениками, большая часть которых была или будет депортирована в ближайшие годы{80}. Туда Натан отправлял письма Гуне. С каждым месяцем письма становились все короче и мрачнее. Двадцать шестого октября 1939 года его отправили в концлагерь Заксенхаузен. Но там его путь не окончился.

Гуня была вынуждена пойти работать в фирму Фридриха Роде, которая занималась поставкой мехов вермахту. Лейпциг, в частности район Брюль, славился торговлей мехом даже за пределами страны. С помощью этой торговли город наладил прочную связь с Лондоном и Парижем. На ежегодную ярмарку «Мессе» съезжались покупатели со всего света. Брюльские склады и мастерские были набиты приобретенными на аукционах шкурами, которые потом стирали, сушили, дубили и сортировали.

После обработки шкуры сцепляли в связки, а из них уже шили одежду. Работа с мехом требовала совершенно особых умений, и в основном ею раньше занимались евреи. Шкуры резали лезвием, ни в коем случае ни ножницами, и сшивали очень острой трехсторонней иглой. Было важно поддерживать температуру в здании, чтобы шкуры не сгнили или не высохли. Также был высокий риск распространения заразы. После обработки и причесывания меховые изделия выглядели весьма гламурно и хорошо согревали.

Это стало новым миром Гуни. Будучи важным в военное время работником, она имела право свободно выходить за пределы еврейского квартала. Она пользовалась этой относительной свободой, чтобы помочь семьям, которых поселили в Карлебахской школе, – искала магазины, готовые продать еду за купоны, которые выдавали евреям. Затем Гуня тайком проносила продукты обратно в гетто.

Несмотря на общую атмосферу жестокости и жадности от ариизаторов и других антисемитов, Гуня обнаружила, что многие немецкие друзья всей душой поддерживают евреев, и антисемитские преступления жутко их злят. Гуня также поддерживала прекрасные отношения с коллегами и немецкими менеджерами на фабрике Роде, которые на удивление хорошо к ней относились. Было очевидно – что бы ни диктовал государственный закон, люди все-таки сами решали, как себя вести с евреями. Некоторые проявляли агрессию, некоторые закрывали на агрессию глаза, некоторые тихо помогали нуждающимся.

Гуня всегда помогала тем, кому нужна была помощь, за это ее очень ценили близкие. Нацисты недооценили этот фактор.

«Шить форму для людей, которые собираются всех нас убить», – Кристина Хигер, Львовское гетто{81}.

Меховая фабрика Фридриха Роде в Лейпциге была одной из тысяч, использующих принудительный труд, который быстро распространился по всей завоеванной Германией территории. Знаменитые центры текстильной индустрии в оккупированной нацистами Польше полностью перестроили, чтобы по максимуму эксплуатировать время и труд евреев, находящихся в плену в кирпичных стенах гетто. Единственный предоставленный им выбор – рабский труд или голод.

Немцы вроде Ханса Бибова, бывшего кофейного торговца, наживались на предприятиях в гетто по всему рейху на бывшей польской земле. Бибов правил Лодзинским гетто, которое немцы называли Лицманштадтским. Он поддерживал сердечные отношения с бизнесменами по всему рейху и широко рекламировал потенциал гетто стать крупным текстильным поставщиком.

Главным продуктом мануфактур принудительного труда были униформы. Гуня выучила требования вермахта к обработке меха, в том числе курток из овечьей шкуры, меховых пальто и лифов из кроличьего меха. Также солдатам рейха были нужны черные кожаные плащи, летные куртки на меху, шерстяные шинели, камуфляжные костюмы, красивая официальная форма для мероприятий, и обыкновенные серо-зеленые боевые костюмы. Некоторые рабочие делали плетеные соломенные ботильоны для солдат на заснеженном Восточном фронте. Может, эта обувь защищала от обморожения, но у людей, которые ее делали, после двенадцати часов работы