С грустной улыбкой Саша вспомнила свое имущество в скромной квартире, предоставленной государством: у нее не было и того, что имелось у Анны. Родители погибли молодыми, тетя рано умерла. Был младший брат, которого усыновили. Саша, будучи студенткой, искала его, но у него была другая фамилия, так что поиски были безуспешными.

Сегодня или, быть может, завтра ей придется встретиться с отцом Анны. Вероятно, Анна видела его в своем детстве, поэтому нетрудно будет сообразить, как с ним общаться. О том, как поведет себя Немировский, сообщая ему об их фиктивной помолвке, было даже страшно думать.

Немировский стоял у окна и обернулся, когда Саша открыла дверь и вошла в обеденную залу. Лицо его было грустным — понятно, что он прощался со своим полком и своими подчиненными. Стол был снова накрыт торжественно, как в тот день, когда Саша прибыла к полковнику.

— Что ж, Анна, сейчас прибудут господа офицеры. Обед накрыт для них. Мы же недолго побудем с ними и тронемся в дорогу. Вы готовы?

Саша кивнула и решилась спросить:

— Вы торопитесь, полковник, но ваши друзья, должно быть, хотели бы посидеть с вами на прощанье?

— Вчера для меня был устроен ужин, на котором я попрощался со всеми. А это, — он показал на стол, — я устраиваю для них. Надо торопиться, чтобы не совсем затемно прибыть к вашему батюшке. Но вы, Анна, подкрепитесь как следует.

Однако Саша без всякого аппетита перекусила, зато офицеры шумно и радостно приветствовали своего бывшего командира, благодарили за стол, яства. Вино щедро уничтожалось. Но полковник уже был настроен на дальнюю дорогу. Простился тепло, крепко обнял всех. Саше тоже немало досталось от теплого прощания, да так, что правая рука болезненно ныла от рукопожатий. И вот они с полковником готовились сесть в экипаж. Лошади были свежие, резвые. Саша, ожидая, когда адъютант принесет ее вещи, погладила каждую.

Вот и денщик Никита уселся рядом с кучером, с улыбкой попрощались с Дубровиным. И наконец, тронулись.

В дороге Немировский расспрашивал Сашу об отце, но она ничего не могла рассказать о нем, кроме того, что полковник и сам знал. А вот про матушку она сказала то, что слышала от Авроры: что князь любил свою сестру, помогал ей всячески, когда та вышла замуж, сильно горевал, когда умерла родами. К Анне-девочке относился с любовью, уж больно она была похожа на мать.

Сидя рядом с полковником, Саша не чувствовала неловкости, наоборот, ей было хорошо смотреть в его лицо, говорить с ним на разные темы. Он был разговорчив, прост в общении, подробно говорил о местах, которые проезжали. Заботливо спрашивал, не устала ли она.

Когда они остановились на станции, чтобы накормить лошадей, Саша переоделась в комнате смотрительницы. Та удивленно смотрела на ее превращение в девушку, даже предложила румяна. Шляпку пришлось глубже нахлобучить на голову, чтобы скрыть ее короткие волосы. В остальном Саша осталась довольна тем, как она выглядит, настолько соскучилась по своей девичьей внешности.

Выйдя на крыльцо, она поискала глазами Немировского. Он уже стоял у экипажа. Внимательно смотрел на нее, так что она шла, смущаясь под его взглядом.

— Вот теперь передо мной Анна, не так ли? Наверно, мужская одежда меняла вас… да, я по-другому смотрел на вас, вероятно, из-за вашего мальчишеского образа…

Саша с улыбкой спросила его:

— И в каком образе Анне лучше всего оставаться?

— Не знаю… Такое впечатление, что это два разных человека. Вот вы сейчас улыбаетесь лукаво… как девушка. А в мужской одежде вы совсем не та, что сейчас.

— Еще скажите, что я, как актриса, играю разных людей…

Помогая ей сесть в экипаж, потому что юбки не давали сделать это быстро, он заметил:

— Вряд ли это хорошая идея — походить на актрису! Уж лучше идти в ординарцы.

— Да, мне так хорошо было в мужском облике! И в мужской одежде. Особенно в дороге… Я теперь буду завидовать, вам, мужчинам. Может быть, поэтому мне так нравится скакать на лошади… вот где я мало отличаюсь от наездников-мужчин…

Немировскому нравилось с ней разговаривать, о чем он и поведал, когда вспомнил о своих родителях.

— Вот вы хорошо говорили о покойном князе. Он, видимо, заменил вам отца. Мне даже захотелось поговорить о своем отце, о матушке. — Заметив радость на лице Саши, засмеялся. — Ну, ничего особенного не услышите. Как все дворянские дети, рос в их любви. Родители приучали меня и сестру разным наукам, разным языкам. Учителя, гувернеры готовили нас для университета, но, слава Богу, по моей великой просьбе дядюшка-офицер привлек к военной службе.

Он долго молчал, видимо, нахлынули воспоминания. Саша тоже молчала, только заметила:

— Вы рады, что так сложилось.

— Да, о большем и мечтать не надобно …

— Родители, наверно, хотели бы большего… ну, женить вас, к примеру.

— Наверно, хотя сестра подарила им внуков… И достаточно на этом.

Саша решила, что последнее замечание касается вовсе не замужества сестры и появления у родителей внуков, а того, что ей надо остановиться в разговоре о личной жизни собеседника. Так и сделала.

За разговорами Саша не очень-то заметила тряски, других дорожных неудобств. Хотя ноги начали затекать. А уж каково спутнику! Его-то ноги подлиннее будут…

Уже начало темнеть. Кучер сказал что-то Никите, а тот прокричал: «Подъезжаем!» И действительно, стали по дороге возникать силуэты украинских хат. Еще немного — и экипаж остановился у больших ворот, за которыми угадывались контуры большого дома.

Саша подала руку вышедшему Немировскому и с облегчением ступила на землю. Прошлась, подошла к усталым лошадям. «Бедненькие! Ну, ничего, сейчас отдохнете в волюшку».

Хозяйские слуги уже открывали ворота. Вышел и сам хозяин. Заговорил с полковником. Саша подошла к ним и попала в объятия отца Анны. С изумлением услышала его возглас:

— Ах, Аннушка, дорогая! Заждался я тебя!

Вдохнула запах овчинной безрукавки и почувствовала на щеке поцелуй и прикосновение бороды. Потом, уже в стенах господского дома, поняла, как волнуется, как почти до слез переживает встречу. Да, хочу, чтобы я была Анной, Аннушкой! Пусть это будет встреча с родным человеком!» Скинув мужскую накидку на руки отца, вынула из ридикюля платочек, потому что слезы все-таки выкатились.

Немировский участливо смотрел на нее, а отец, высокий и крепкий еще мужчина, что-то говорил двум слугам, а третьему, который стоял рядом с Сашей, глядел во все глаза на нее и откровенно плакал, сердито проговорил:

— Ну, ну, Влас, успокойся! Да поди, помоги чем можешь там, на кухне-то!

И стал объяснять Саше и Немировскому:

— Это Влас, уж как покойницу, жену мою, любил! — Громко проговорил, почти прокричал в сторону оглядывающегося слуги. — Похожа, похожа! Будто и двадцати лет не прошло, как в двери этого дома точно так же Еленушка моя, как ты, Аннушка, вошла!