Тут он понял, что сболтнул лишнее. Собственно, на чумовой метод и был весь мой расчёт. Осталось только правильно развить мысль.

– Я не… Не знаю, о чём ты, – сказал Лапшин.

– О вашей секте тлей кукурузных! – разозлилась я. – Как зовут крепыша?!

– Ти… Никак его не зовут.

Ага. А говорил, не знает крепыша.

– Ну и что там вещает этот твой Титикакий Акакиевич? Или как его? Тимон? Сколько вылазок нужно сделать, чтобы заслужить почётное звание сосисочного вора?!

Игорёк безудержно заморгал, глаза его начали наполняться слезами. Ну, ёлки, кажется, я всё-таки перегнула.

– Ты, это… давай побереги психику, – попросила я. – С дружком твоим потом разберёмся, а сейчас пойдём.

– Ку… да? – Лапшин икнул.

– Разбираться с твоей совестью. Ты же хочешь спать спокойно?

Игорёк кивнул, в глазах его мелькнула надежда. Чтобы закрепить результат, я покрепче взяла Лапшина за пухлую руку и потащила в столовую.

Завидев Наталию Сергеевну, Лапшичкин попытался свинтить. Но я была готова к такому повороту и придержала его за шкварник. Кроме того, он был измотан нравственными терзаниями и морально ослаб. Так что я усадила его на тот самый плакательный стул, где ещё недавно сидела сама, и помахала Наталии Сергеевне.

Она предусмотрительно заперла дверь, и это сломило Лапшина окончательно.

– Я всё отда-а-ам! – взвыл он. – Только маме не говори-и-ите!

Именно. Ради этого всё и затевалось. Ни мама, ни бабушка Игорька не перенесли бы такой душевной раны. Подумать только – воспитать сына-ворюгу. Я с сомнением оглядела размазывающего сопли Лапшина. На криминального авторитета он явно не тянул.

Тётя Наташа принесла нам компот. Но Игорёк пить не мог, поэтому я выпила оба.

– Лапшин, – сказала я, утерев губы, – не подвисай. Извинись и оплати, как сможешь, сегодняшнее. За остальное Толик Корнеев заплатил.

– То-о-олик?! – Глаза Лапшичкина вылезли из орбит. – Он зна-а-ет?!

Правильно мыслит Игорёк. Знает Толик – знает весь класс. Корнеев молчать не станет. Ему не просто истина важна, ему надо, чтобы все её признали. И тогда Лапшину несдобровать: два инфаркта шарахнут по-любому.

– Выдыхай, Лапшин. – Я достала пальцами изюмину и почавкала. – Толик вложился в благотворительный проект. Это… как ты там сказал? Его деньги. Он сам их отдал. Добровольно. И не пыхти – я тебя сдавать не собираюсь.

– Я тоже. – Тётя Наташа поставила перед ним ещё один компот. – Ведь ты больше не будешь?

Лапшин затрясся от радости, закрутил шеей, будто произнося клятвенное не-не-не, влил в себя полстакана компота и закашлялся.

– Ну вот и ладно, – сказала тётя Наташа, точнее, повар Наталия Сергеевна. А потом посмотрела на часы над дверью и добавила: – Прогуливать всё-таки нехорошо.

Я сделала глаза-кругляшки, насколько позволяли косы, и эта женщина – по-настоящему милая, без сарказма – рассмеялась.

– Ладно. – Она поправила белую шапочку. – Посидите тихонько до звонка. Вон там, у мойки, как будто я вас не видела.

Мы с Игорьком сместились в уголок, и я включила профессионала.

Глава 16. Перераспределение

Дождавшись, когда Лапшин дожуёт степановские котлетки, третий кусочек хлеба с подноса и немного успокоится, я успокоила его ещё сильнее.

– Ну что, коза ностра несчастная, – участливо спросила я, – стрёмно?

Игорёк поперхнулся и, кажется, снова собрался плакать.

– Ты мне это брось, – пресекла я нервный срыв, – лучше давай по делу. С тётей Наташей мы всё решили, а вот с твоей преступной организацией – нет. Криминальный авторитет крепыш по-прежнему бодр и довольно упитан, если ты подзабыл… Ради чего такие риски, Игорёк? Тебе полкласса денег должны и не возвращают, ты в жизни колпачок от чужой ручки не взял – и вдруг…

Впрочем, я уже и так примерно понимала, что происходит. Я очень даже разделяла переживания Лапшина, ведь у меня тоже не было друзей. Все хотят дружить, иметь компанию, тусить коллективом. Разница только в том, на что ты готов ради этой самой компании. И чего она от тебя требует…

– Так что там на кону-то? – Я отобрала у Лапшина хлеб, чтобы он начал наконец нормально отвечать. – Что было обещано?!

– Я… ничего ему не обещал.

Эх, Игорёк, Игорёк!

– А он? Он тебе что обещал, поганец этот, тля кукурузная?! Дружбу настоящую? Товарищескую поддержку?!

Игорёк уронил голову и вперил страдальческий взгляд сквозь собственные кроссовки, напольное покрытие, фундамент и кору земли. Похоже, я снова не учла уровень впечатлительности Лапшина. Что он там про деньги говорил? Его деньги и сам отдал.

– А пицца, Игорёк? – Я потрясла его за плечи, отрывая от созерцания земного ядра. – Пицца ведь не твоя!

– Э… это не деньги. – Он сжался и посмотрел мне в глаза: – Это… пе… пере… распределение, – едва слышно прошелестел он.

– ЧТО?! ПЕРЕ-что?! ТЫ В СВОЁМ УМЕ?!

Тётя Наташа испуганно выглянула из кухни, я дала знак, чтобы она не подходила. Я сунула в рот горбушку и заставила себя съесть её целиком, чтобы у Игорька было время восстановить психику.

– Это еда, – жалобно протянул Игорёк, осторожно отодвигаясь от меня.

– Угу. – Я проглотила остатки горбушки, Лапшин зажмурился. – И эту еду ты перераспределял крепышу, да? – сказала я, распираемая гордостью за своё спокойствие.

Лапшин вздохнул. Я продолжила негромко и равномерно:

– Ты просто тихонечко воровал продукты по заданию этого хмыря, а он кормил тебя обещаниями дружбы навеки. Доверие надо заслужить великим делом. Еда – это всего лишь еда, ничего криминального. Голодных надо накормить, деньги раздать неимущим… Крепыш, конечно, был и голоден и неимущ… ТАК?!

Лапшин подскочил на стуле, задев плечом стойку с посудой. Зазвенели стаканы. И, к счастью для Игорька, звонок. Я встала и пошла к выходу.

– Жан, – сдавленно пискнул Лапшичкин, – а… что мне теперь делать?

Лучше бы спросил, что МНЕ теперь делать. В глазах одноклассников я воровка. И обелить себя ничем не могу. Потому что на кону… репутация возможного лучшего друга и… два инфаркта.

– Не знаю, Игорёк, – честно сказала я. – На твоём месте я бы дала крепышу в морду. Но ты не дашь. Поэтому просто держись от него подальше. Он попробует тебя шантажировать, но ты не ведись. Скажи, у тебя есть знакомая, а у неё – видеозапись передачи ворованных продуктов и папа в органах.

– А… у меня есть такая знакомая? То есть… у тебя папа вроде инженер. Он… разве в полиции?

Да что же за дураки-то такие кругом?

– В полиции, Лапшин. – Я закатила глаза. – Ещё в какой полиции! И дядя у меня в полиции, и двоюродный дедушка. Помни об этом, когда тебя снова начнут вербовать в тёплый дружеский коллектив.