— Питер… — подает голос Старина Док, но тут небо разрезаетпополам громадная молния.

Джонни круто разворачивается. Если его и ослепило, то лишьна мгновение, теперь он снова все видит, будьте уверены. Гром рвет улицу еще дотого, как блекнет молния. У Джонни такое чувство, будто чьи-то рукиодновременно ударили его по ушам. Джонни видит, как молния ударяет в брошенныйдом Хобарта, как раз между участками копа и Джексонов. Она разваливаетдекоративную трубу, которую Уильям Хобарт поставил за год до того, как началисьего трудности и он решил продать дом. Молния поджигает и крышу. Прежде чем стихаетраскат грома, прежде чем Джонни успевает идентифицировать запах озона,покинутый дом приобретает огненную корону. Она яростно пылает под проливнымдождем, хотя верится в это с трудом.

— Святое дерьмо! — вырывается у Джима Рида. Он стоит напороге дома Карверов с Ральфи на руках. Ральфи, Джонни это видит,сосредоточенно сосет большой палец. И Ральфи единственный (за исключениемДжонни), кто не смотрит на горящий дом. Его взгляд устремлен на вершину холма,и Джонни видит, как округляются глаза мальчика. Он вытаскивает палец изо рта и,прежде чем начать вопить от ужаса, произносит ясно и отчетливо два слова..,которые опять же очень знакомы Джонни. Словно он уже слышал их во сне.

— “Парус мечты”, — говорит мальчик. И тут же, будто словаэти магические, от неестественной квелости Ральфи не остается и следа. Онкричит от страха и яростно дергается, вырываясь из рук юного Джима Рида. Джимзахвачен врасплох, мальчишка выскальзывает из его рук и приземляется назадницу. Должно быть, ему очень больно, думает Джонни, направляясь к домуКарверов, но маленький паршивец вопит не от боли, а только от ужаса. Еговылезшие из орбит глаза смотрят все туда же, на вершину холма. Он начинаетсучить ногами, уползая на заднице в глубь дома.

Джонни, уже стоя на подъездной дорожке Карверов,поворачивается и видит еще два фургона, огибающих угол Медвежьей и Тополинойулиц. Первым едет леденцово-розовый, с тонированными стеклами, на крыше —антенна радиолокатора в форме сердечка. При других обстоятельствах Джонниотметил бы изящность решения, но теперь это сердечко вызывает лишь тревогу. Избортов торчат какие-то округлые выступы, то ли плавники, то ли короткие крылья.

За розовым фургоном, вроде бы “Парусом мечты”, следуетдлинный черный фургон с черным же ветровым стеклом и черной, в форме поганки,надстройкой на крыше. Этот черный кошмар испещрен хромированными зигзагами,которые вызывают в памяти Джонни какие-то воспоминания, связанные с нацистами,да, точно, они напоминают стилизованные молнии на мундирах эсэсовцев.

Фургоны начинают набирать скорость, их двигатели урчат всегромче.

Огромный люк открывается в левом борту розового фургона. Ана крыше черного, похожего на катафалк, решивший трансформироваться влокомотив, часть “поганки” уползает в сторону. Джонни видит две фигуры сружьями. Одна — человеческая, это бородач, одетый в униформу армииконфедератов, как и инопланетянин, сидевший за рулем синего фургона. Втораяфигура — существо в ином одеянии: черный цвет, воротник-стойка, серебряныепуговицы. В этом тоже есть что-то нацистское, как и в самом фургоне, но неодеяние привлекает внимание Джонни, не от его вида он теряет дар речи, арвущийся крик застывает в горле.

Над воротником-стойкой нет ничего, кроме темноты. У него нетлица, успевает подумать Джонни, прежде чем бородатый и тот, что в черном,открывают огонь. У него нет лица. Совсем нет лица.

И Джонни Маринвилла, который видит все, осеняет: он,наверное, умер, это, возможно, ад.

Письмо Одри Уайлер (Уэнтуорт, штат Огайо) Джейнис Конрой(Плейнвъю, штат Нью-Йорк) от 18 августа 1994 года:

Дорогая Джейнис!

Большое тебе спасибо за звонок. Разумеется, письмо ссоболезнованиями я тоже получила, но если бы ты знала, сколько радости доставилмне твой голос, услышанный вчера вечером в телефонной трубке. Я словно глотнулахолодной воды в жаркий день. А может, просто приятно услышать нормальный голос,когда тебя засасывает в трясину.

Ты поняла хоть что-то из того, что я наговорила тебе потелефону? Уверенности в этом у меня нет. В последние дни я, можно сказать, не всебе. Хотя Херб и старается мне помочь, но для меня все встало с ног на голову.Начало этому положил звонок приятеля Билла, Джо Калабризи. Он сообщил, что мойбрат, его жена и двое детей убиты, застрелены из проезжавшего мимо автомобиля.Человек, которого я никогда не встречала, плакал, случившееся так потрясло его,что он даже не мог подумать о том, как бы помягче донести до меня эту печальнуювесть. Он все твердил, как же ему стыдно за происшедшее в его доме. Кончилосьтем, что я стала успокаивать его, думая при этом: “Это ошибка, Билл не можетумереть, мой брат должен всегда быть рядом на случай, если мне понадобится егопомощь”. Я до сих пор просыпаюсь ночью с мыслью: “Это не Билл, меняразыгрывают, это не Билл”. Такой потерянной я за всю жизнь чувствовала себялишь однажды в детстве, когда вся семья свалилась с гриппом.

Херб и я полетели в Сан-Хосе за Сетом, потом вернулись вТолидо на одном самолете с телами убитых. Их возят в багажном отделении, ты обэтом знала? Я тоже нет. И не хотела бы знать.

Похороны дались мне очень тяжело. Это такой ужас — четырегроба, стоящие рядком, мой брат, моя невестка, моя племянница, мой племянник.Сначала в церкви, потом на кладбище. Хочешь услышать полный бред? На кладбище ядумала о нашем медовом месяце на Ямайке. Там на дорогах делают специальныевыступы, которые называются “спящими полицейскими”. Чтобы остудить пыл лихачей.Так вот, уж не знаю почему, но эти гробы я воспринимала как спящих полицейских.Я же говорила тебе, что у меня поехала крыша, не так ли? В этом году меня можносмело провозглашать чемпионкой Огайо по количеству проглоченных таблетоквалиума [20].

На панихиде в церкви яблоку было негде упасть, друзей уБилла и Джун хватало, и все выли в голос. Кроме, разумеется, маленького Сета,который не мог выть. Или не хотел. Кто знает? Сет просто сидел между мной иХербом с двумя игрушками на коленях: розовым фургоном, который он называет“Палус месты”, и прилагаемой к фургону фигуркой сексуальной рыжекудройдевчушки, которую зовут Кассандра Стайлз, Игрушки, сработанные под героевмультсериала “Мотокопы 2200”, и названия этих чертовых мотокоповых фургонов(простите великодушно, мотокоповых космофургонов) присутствуют среди технемногих слов и фраз, которые Сет произносит на понятном мне языке (“Пончикихочу, купи их мне” — такая вот фраза, или “Сет хочет а-а”, это означает, что ядолжна сопроводить его в туалет. Он все делает сам, но надо стоять рядом, закомпанию).

Я надеюсь, мальчик не понимал, что панихида — это прощание сблизкими, которые ушли от него навсегда. Херб в этом уверен (“Ребенок понятияне имеет, что с его родными”, — говорит он), а меня гложут сомнения. Очень ужглубокий аутизм [21], не так ли? Мне кажется (конечно, точно этого не знаетникто), что они хотят общаться с нами, но Бог вставил в их передатчикскрамблер, и поэтому в приемнике слышится какая-то белиберда.