тоже ничего не сказал о перспективе полета. Честно говоря, он сам не знал, чем закончится эпопея. Регулярно созванивался с мидовцами, которые отвечали туманными обещаниями.

Вечером после интенсивных пресс-конференций пассажиры «Эйр Семаго» напились и немножко побуянили. Но атмосфера уже отличалась от предыдущего дня. Она была нервная, неприятная. Доверие к командору упало. В народных массах тихо зрел бунт. В народных массах зациркулировали новые слухи: будто вождь решил смыться один с узкой группой приближенных, а остальных бросят в Ереване. Журналистов вообще, мол, не будут брать. Около номера командора решили круглосуточно дежурить. Добровольцы легли на рюкзаки прямо у двери. Шеф, проходя к себе, спотыкался о них, но молчал — в его положении струну натягивать было опасно.

Тем временем телефоны ответственных мидовцев перестали отвечать. Это был очень плохой признак. Семаго напряженно думал. Даже закурил подаренную послом сигару. Включил телевизор. Оттуда тоже огорчения. Каждый час в новостях говорили о неудавшейся гуманитарной экспедиции в Лазанию, постоянно демонстрируя его физиономию. Телевизионный Семаго надоел живому, и живой выключил ящик.

Он обязан был что-то предпринять. Что-то нестандартное, спасительное. И он придумал. Вольфрамович позвонил послу — любителю сигар и попросил дать телефон канцелярии короля Лазании. Обалдевший посол сначала категорически отказался, потом впал в колебания.

— Порой дипломатам неудобно что-то докладывать руководству, а человеку со стороны легко. Я же не подчиненный, — аргументировал Вольфрамович.

Он привел еще сто доводов, и посол, наконец, сделал непростительную ошибку — согласился. Вождь дозвонился до канцелярии короля на удивление быстро. Труднее было дозвониться в соседний номер гостиницы, где жила волейболистка метр девяносто пять. На другом конце провода долго не могли понять, с кем разговаривают. Короля, естественно, не позвали, хотя Семаго, естественно, требовал короля к телефону. Королевскому чиновнику было велено немедленно доложить королю следующее: гуманитарная миссия из России под руководством консерватора Владимира Семаго под угрозой срыва из-за медлительности и лени посла Лазании, который не может договориться о каких-то технических, совсем мелких деталях с российским МИДом, десятки людей и тонны грузов томятся в Ереване, ожидая высочайшего королевского вмешательства.

Через минут сорок посол разыскивал Семаго по всем телефонам в ереванской гостинице, но Вольфрамович не подходил к трубке. «Сработало. Намазали ему задницу скипидаром, — понял вождь. — Сейчас будет трясти наших мидовцев». Заместитель министра иностранных дел позвонил через несколько часов и ласковым голосом сообщил, что разрешение на вылет получено и что его сотрудники, бедные, никак не могли дозвониться до Еревана.

— Но вы только там не очень… — бросил замминистра в конце. — Не волнуйте сильно наших друзей, а то они уже в Кремль собрались ехать за вас заступаться… Грозили тут порвать дипотношения.

— Порывистые люди. Дети солнца, — отреагировал Вольфрамович и подумал: «Эк его взгрели, маленького. Аж в Кремль рвался, небось искурил сигар штук сто. Ничего, жизнь не только праздник».

По телевизору передали о том, что разрешение получено. Пассажиры спецрейса спешно и бессистемно рванули в аэропорт. Шеф выбрался из отеля достаточно спокойно, чему способствовала смешная история. Как раз в момент сборов в номер Семаго прорвался бородатый армянин, который представился экстрасенсом и уламывал взять его на борт для борьбы «со сглазом». Армянин смотрелся живописно: бородища была длинная, на голове здоровая шляпа, огромные темные очки закрывали лицо. Семаго попросил добровольца экстрасенса написать заявление на имя министра иностранных дел и обещал заявление передать прямо в руки министра. Бородатый ушел. Через какое-то время, когда бородатый уже удалился на приличное расстояние, один из тех, кто дежурил у номера вождя — журналист с радио, — закричал, что бородатый — это загримированный Семаго, который обманул всех и уходит тайным путем.

— Бороду приклеил, сука, очки темные надел, — вопил журналист.

— Очки, кажется, я такие у него видел, — подхватил другой дежурный. — Главное, шляпу нацепил.

Они бросились за бородатым, настигли его на лестнице. Сорвали шляпу, очки, подергали за бороду. Бородатый оказался не робким мужиком и в ответ капитально врезал. Возникла свалка, которую разнимали служащие гостиницы. В этот момент ничего не знавший об эпизоде с бородой вождь спокойно покинул номер, сел в авто и поехал в аэропорт, где его поджидал новый удар.

Посол России в Армении со странной фамилией Сало предупредил вождя, что сопровождающих груз может быть не более тридцати человек. Так якобы написано в разрешении.

— Решайте сами, кого брать, а кого не брать. И дайте мне список отъезжающих, — командным голосом заявил посол по фамилии Сало.

— Нет, — усмехнулся вождь, — список будете составлять вы, и зачитывать будете вы.

— А что же будете делать вы, товарищ Семаго?

— Помогать санитарам грузить ваше тело в карету «Скорой помощи». У вас вес за сто, вдвоем они не справятся.

— Не смешно.

— Согласен, абсолютно не смешно. Даже немного грустно. Когда я смотрю на решительные лица пассажиров спецрейса, даже чуточку страх охватывает. Страх за вас и ваш список.

— Это ваше дело. Вы — руководитель экспедиции и должны подчиняться государственным решениям. Я здесь представляю государство, — верещал посол Сало.

— Какое государство? Которое вы предали в августе 1991 года? — сказал вождь, прямо глядя в глаза собеседнику.

Дело в том, что Вольфрамович слышал от кого-то за обедом рассказ о том, как Сало служил в ЦК, и потом легко перебежал к демократам. Слушал Вольфрамович вполуха и, к сожалению, не запомнил деталей.

— Я никого не предавал, — занервничал посол, — я государственник и всегда служил государству.

— Не рассказывайте сказки. Адмирал Колчак тоже думал, что служит своему государству, но большевики думали иначе. У нас целое досье на вас. Там на три детективных романа. Читаешь, коленки начинают дрожать.

— Не шантажируйте меня!

— Я не шантажирую.

— Нет, шантажируете. Это дешевый шантаж. Я на шантаж не поддаюсь.

— Тихо, гетман Мазепа, не шумите. И не мешайте людям садиться в самолет. Вы видите, люди устали, они хотят поспать в дороге.

— Нет, я не допущу! — заорал посол Сало и кинулся к толпе, которая собралась у трапа. — Товарищи, стойте! Я должен вам объяснить. Разрешено взять на борт груз и только тридцать сопровождающих. Только тридцать! Это требование ООН.

— Почему тридцать? — заревели пассажиры. — А остальные? Зачем мы тогда здесь парились?

— Это вопрос, товарищи, не ко мне, — сказал Сало. — Это вы спрашивайте у товарища Семаго.

— Что за дела? — закричали из толпы. — Либо все летим, либо никто. Какие тридцать человек! Что за глупость!

Появление Семаго вызвало бурю эмоций.

— Спокойно, — окатил вождь холодным душем. — Летят все. Все кто пожелает.

— Это безответственное поведение. Я официально заявляю, что больше тридцати человек я на борт не пущу. Представители ООН будут встречать вас в