8 дивизий с ограниченным горным снаряжением и сильной артиллерией. Больше в этом горном районе с пользой использовать ничего нельзя. Второй эшелон, снова состоящий из 8 дивизий, должен следовать таким образом, чтобы его можно было направить для продолжения удара сразу же после выхода из гор.

Поскольку наступление на Италию в любом случае возможно только после завершения войны на Балканах, то есть не раньше марта месяца, опасения Вашего превосходительства по поводу опасностей зимы в горах отпадают.

Я мог бы к тому времени, учитывая обстановку и протяженность фронта, без ущерба для боеспособности снять с русского фронта около трех дивизий.

При временном ослаблении остальных частей нашего Юго-Западного фронта и при привлечении двух дивизий с Балканского полуострова я мог бы затем сформировать первый атакующий эшелон из восьми имеющих опыт ведения боевых действий в горах и соответствующим образом оснащенных дивизий.

Для формирования же равного по силе второго эшелона мне, Ваше превосходительство, приходится, однако, рассчитывать на Вашу поддержку. Конечно, подготовленные для действий в горах и оснащенные соответствующим образом немецкие части, само собой, могут быть весьма эффективно использованы и в первом эшелоне.

Теперь, когда у меня есть весьма ценимое мною заверение Вашего превосходительства в том, что Германия не испытывает никаких опасений по поводу участия в каких-либо военных действиях против Италии, я полагаю, что немецкие войска, которые будут высвобождены после завершения операции на Балканах, вполне могли бы быть использованы в этом эшелоне. Я подразумеваю Альпийский корпус, 11-ю баварскую пехотную дивизию и, возможно, 4-й немецкий резервный корпус.

Кроме того, если будет возможно заменить четыре к. и к. дивизии на русском фронте на такое же количество немецких дивизий, то это повысило бы эффективность действия войск и придало бы наступлению перспективы полного успеха.

При этом для обеспечения безопасности на русском фронте на участке наступления можно объединить около 60 батарей австро-венгерской тяжелой артиллерии. Их дополнение примерно 30 немецкими тяжелыми батареями я считаю желательным и вполне достаточным.

По моим расчетам, на формирование первого эшелона потребуется около 14 дней. Я также считаю, что любые неожиданности в отношении немецких подкреплений на фронте возле Изонцо исключены.

Кроме того, покорнейше прошу Ваше превосходительство еще раз подумать над предложенным планом, перепроверить расчеты по целям, времени и привлекаемым для наступления силам и сообщить Вашу точку зрения по этому вопросу.

Фон Гетцендорф».

История умалчивает, какое из мнений двух начальников Генеральных штабов было правильным.

Любой, кто знал фон Гетцендорфа, должен был предвидеть его самое резкое несогласие с той ролью, какую фон Фалькенхайн отводил австро-венгерской армии. Дело заключалось в том, что фон Фалькенхайн стремился, чтобы войска союзника использовались исключительно для обороны занимаемых рубежей, тогда как решающие наступательные действия отводил немецким частям. И то, что он хотел использовать для наступательных целей только немецкие войска, объяснялось не одними соображениями престижа. В 1915 году немецкие дивизии реально повсеместно проявляли себя как наиболее боеспособные и лучше всего пригодные для решения тактических задач. Но винить в этом австро-венгерскую армию не следует. Она и должна была уступать германской, потому что характерное для немецких соединений национальное единство у нее по большому счету отсутствовало. Отставала австро-венгерская армия и в вопросах обучения, оснащения и вооружения войск. Поэтому от нее нельзя было ожидать таких же высоких результатов, как от немецкой. Как бы блестяще ни сражались отдельные австро-венгерские части, боевая ценность других была непредсказуемой.

Да и вся общественная жизнь в монархии существенно отличалась от той, какая была в рейхе. В Австро-Венгрии правил компромисс, не хватало сильной и, когда требовалось, даже безжалостной правительственной власти. Здесь имелись хорошие условия для ведения переговоров, нахождения выхода из разных ситуаций и объединения противоположностей, но было очень трудно командовать, добиваться своего и создавать четкие отношения. Но при всем этом государство обладало удивительной жизненной силой, а армия в своих верных государству элементах проявила столько же жертвенности, сколько и стойкости.

В Германии поначалу очень мало знали о союзниках, то есть об Австрии и Венгрии, и в целом не углублялись в пеструю смесь национальностей и тамошний национальный вопрос, имевший ретроспективный характер для всех областей. В противном случае ради серьезных возможностей, которые могли бы появиться у альянса и которые, по сути, существовали, немцы оказали бы союзникам дружескую поддержку, по крайней мере, по укреплению их обороноспособности.

Зато Франция и Россия взаимно помогали друг другу в создании вооружений при помощи кредитов и умелой обработки общественного мнения, а также в расширении знаний в военной области путем взаимного обмена специальными миссиями. А вот Германия и Австро-Венгрия этого не делали, что является явным доказательством того, что к войне они не готовились.

Подлинное знакомство с союзником произошло только во время самой войны, но результат определялся почти исключительно за счет личного опыта того или иного человека. Причем особенно устойчивыми оказывались все наименее благоприятные впечатления. К тому же австро-венгерская армия, вступив в непосредственное боевое взаимодействие с немцами, положила многие свои лучшие части на славных полях сражений осени 1914 года.

Положение Центральных держав требовало максимальной отдачи – упущенное в течение многих лет должно было быть наверстано за несколько месяцев. Поэтому в Германии властями велась беспрецедентная, основанная на энергии и организации работа. Но в Австро-Венгрии подобная деятельность из-за особенностей ее структуры была невозможна. Даже Государственный совет в этой стране не мог указывать, что и кому надлежит делать.

Такое само по себе не было основанием для отчуждения. Оно возникло только тогда, когда толкотня и суета стали восприниматься в Австро-Венгрии как несанкционированное вмешательство немцев. В любой критике усматривалось оскорбление престижа монархии. Но с другой стороны, часто по собственной вине Австро-Венгрии развитие событий заставляло ее снова и снова обращаться к Германии с просьбой о поддержке. Очевидные каждому факты, а также явный перевес в балансе сил свидетельствовали о превосходстве Германии и делали ее ведущей державой. Но официально это ни при каких обстоятельствах не признавалось.

Однако реверансы в сторону даже лучшего союзника от так называемого общественного мнения в ходе мировой войны ожидать не приходится. Но, как говорится, тон делает музыку. И вот тут-то немцы и совершили ошибку. Вместо того чтобы недвусмысленно потребовать признания своего превосходства и заключить соответствующие договоры, они оставили это в стороне и превратили право командования в неблагодарную роль призывающего, погонщика и притеснителя.

В свою очередь, в Австро-Венгрии, напротив, была предпринята попытка – особенно во время военных успехов – провести сравнение достижений обеих сторон. Но она заранее была обречена на неудачу и оставила после себя только разочарование.