class="p1">Незадолго до Рождества казалось, что взаимопонимание между двумя начальниками Генеральных штабов полностью разрушилось. Причиной же этого послужило черногорское наступление австрийцев. Дело заключалось в том, что соответствующий план был разработан в Цешине еще в ноябре и с тех пор не отменялся. При этом фон Гетцендорф, пока наступление на Салоники окончательно не прекратилось, придерживался точки зрения, что кампания против Черногории и Албании входит в рамки задач по защите флангов, которая автоматически возлагалась на генерал-полковника Кевесса фон Кевессгаза.

После прекращения наступления на Салоники Главное армейское командование в Цешине посчитало, что «мандат Макензена» в отношении австрийских войск истек, и право распоряжаться ими снова перешло к командованию австро-венгерской армии. И здесь я должен честно заметить, что начиная с середины ноября и вплоть до Рождества фон Гетцендорф неоднократно сообщал нашему армейскому руководству о своих планах относительно Черногории и Албании. К сожалению, мне не удалось точно определить, как именно фон Фалькенхайн отреагировал на эти сообщения. Не следует и из моих письменных источников, что он когда-либо решительно отвергал намерения фон Гетцендорфа как таковые. Мне кажется, что он по большей степени просто ограничивался сдерживающим поведением, что, конечно, с учетом сложившейся неясной ситуации на фронтах, не являлось необоснованным.

В середине декабря фон Фалькенхайн сообщил фон Гетцендорфу, что высвобождение немецких войск на Восточном фронте стало неотложной задачей, и поэтому он считает целесообразным перебросить оставшиеся австро-венгерские части армии Кевесса фон Кевессгаза на восток, чтобы они не затерялись в горах Черногории и Албании. А с учетом этой необходимости, возможно, было бы целесообразно вообще отказаться от черногорской операции.

На это фон Гетцендорф ответил, что он, «конечно, не откажется от продолжения наступления на Черногорию», но высвободит для германского Верховного командования две немецкие дивизии, входившие в состав Южной армии (генерал граф фон Ботмер) и находившиеся возле населенного пункта Бережаны. Одновременно фон Гетцендорф сообщил, что он уже вывел армию Кевесса фон Кевессгаза из-под командования фон Макензена и направил ее под непосредственным управлением австро-венгерского Главного командования в Цешине для ведения боевых действий против Черногории и Северной Албании. При этом фон Гетцендорф подчеркнул, что отдал этот приказ с учетом того, что фон Фалькенхайн ранее не возражал против этого и не высказывал каких-либо других соображений, кроме необходимости замены двух немецких дивизий на Восточном фронте австро-венгерскими соединениями.

Фон Фалькенхайн же воспринял ситуацию совершенно иначе. Он был крайне удивлен той скрытностью, с какой австро-венгерское Главное армейское командование осуществило подготовку операции против Черногории, и тем обстоятельством, что оно поставило его перед уже свершившимся фактом. В тот же день фон Фалькенхайн написал из Берлина, где он как раз находился, что не мог дать своего согласия на отделение армии Кевесса фон Кевессгаза до тех пор, пока не будет достигнуто соглашение с болгарским армейским руководством.

На это фон Гетцендорф только и смог ответить, что необходимые для отделения армии приказы уже отданы и отменены быть не могут.

Такой ответ фон Фалькенхайна возмутил. Действия фон Гетцендорфа он воспринял как нарушение договора, да и в Софии их совершенно однозначно охарактеризовали точно так же. После этого он вызвал меня в Одерберг и без обиняков заявил, что больше австро-венгерскому Главному командованию не доверяет и не сможет отстаивать позицию австрийцев перед болгарами. На это я заметил, что без личного сотрудничества двух начальников Генеральных штабов дальнейшее успешное продолжение ведения войны невозможно. И хотя фон Фалькенхайн со мной согласился, все же остался при своем мнении о том, что после такого успешное сотрудничество исключается. Мне же только и оставалось, что позже вернуться к этому вопросу с точки зрения историчности.

Мои отношения с фон Гетцендорфом всегда были самыми лучшими из возможных. Когда бы я ни приходил к нему, он всегда был со мной одинаково любезен, дружелюбен, честен и искренен. Тем не менее на сей раз я не решился пойти прямо к нему и навестил сначала генерала Йосипа Мецгера. Этот храбрый, несколько замкнутый, но вполне благородный человек после некоторого колебания признался мне, что Главное армейское командование действовало не совсем правильно, а затем любезно предложил подготовить у «шефа» почву для соответствующего разговора.

Между тем с фон Гетцендорфом общаться стало труднее. Он твердо заявил, что не считает себя неправым и что вовремя связался с фон Фалькенхайном. Я же безуспешно возражал ему, что германское Верховное командование ничего не знало о столь важных приказах по операции против Черногории до тех пор, пока они не были изданы, и Макензен был, так сказать, насильственно лишен своих командных полномочий в отношении армии Кевесса фон Кевессгаза. В таких условиях трактовать случившееся иначе как нарушение достигнутых в свое время договоренностей было невозможно, и поэтому фон Фалькенхайн имел полное право перестать доверять своему коллеге.

И снова Мецгеру пришлось вмешаться. Он спросил меня, как именно фон Фалькенхайн хотел бы устранить недоразумение. На это я прямо и искренне ответил, что, на мой взгляд, лучший и единственный способ исправления несправедливости в мире – просто попросить прощения. Это ничего не будет стоить, но станет самым благородным способом устранить недоразумение.

После этого фон Гетцендорф снова стал выказывать мне доказательства своего благожелательного настроя. На мои слова он не обиделся, правда, прошло достаточно много времени, прежде чем он решился написать письмо фон Фалькенхайну. В результате связи оставались оборванными почти месяц. К тому же из-за данного инцидента отношения с Болгарией также осложнились. Между Веной, Софией, Цешином и Устюбом неоднократно возникали разногласия, в которых фон Фалькенхайну приходилось играть роль своего рода арбитра. И то, что в ходе дальнейших переговоров между фон Фалькенхайном и болгарским армейским командованием австрийское Главное командование полностью игнорировалось, фон Гетцендорф, естественно, воспринимал как шпильку в свой адрес.

Разрядка обстановки наступила в связи с тем, что операция против Черногории, предпринятая без согласия Фалькенхайна, привела к полному успеху. 11 января 1916 года составлявший отчеты австрийской армии заместитель начальника Генерального штаба фельдмаршал-лейтенант Франц Хефер фон Фельдштурм[27] сообщил о взятии возвышающейся на 1700 м над уровнем моря горы Ловчен, 13 января австрийцы вошли в Цетине, а 23 января – в Шкодер.

Под впечатлением этих новостей фон Гетцендорф и принял окончательное решение написать фон Фалькенхайну примирительное письмо. Оно, возможно, могло бы быть более любезным, но хватило и этого. Уже 27 января обоих начальников Генеральных штабов, хотя и не совсем воодушевленных, но все же дружелюбно настроенных в отношении друг друга, можно было наблюдать сидящими бок о бок за праздничным столом, накрытым в честь празднования дня рождения германского