особенность японской морской организации. Все суда, шедшие на театр войны, обязательно заходили на все сигнальные станции, расположенные по их пути, и испрашивали дальнейших распоряжений. Нужно признать, что, конечно, благодаря этому, быстрота движения несколько замедлялась, но внутренняя ценность этой системы очевидна: главнокомандующий и морское министерство находятся в постоянном соприкосновении со всеми судами своего флота во все время их плавания. Кроме того, этим предотвращалась опасность появления неприятельских пароходов в сфере военных действий.

На другой день после нашего прибытия Порт-Артур обстреливали тяжелыми орудиями с моря и с суши; до нас хорошо доносился глухой гул канонады.

В бухту пришел крейсер «Идзуми», строившийся в Эльсвике, первоначально заказанный чилийским правительством, но купленный Японией. Отдав якорь, он тотчас спустил шлюпки и вся команда деятельно принялась за очистку подводной части. Эта постоянная заботливость предупредить обрастание корабля тоже является одним из важных правил японской морской организации.

Большинство кондукторов, прибывших на крейсере, перешли на брандвахту в ожидании отправки по местам назначения.

Вернувшийся ревизор обрадовал нас приятной новостью, что завтра в полдень мы идем в Дальний.

На рейд вошел транспорт, привезший почту. Обходя все суда, он делал рожком сигнал тому кораблю, для которого имелись письма. Немедленно спускалась шлюпка, забиравшая почту, а транспорт продолжал свой обход. Встав в 4 часа утра на следующий день, я любовался восходом солнца над огромной скалой, о которой уже говорил. В утренних лучах она походила на притаившуюся гигантскую допотопную ящерицу, пристально смотревшую на Порт-Артур. Бухта немного опустела: госпитальное судно и два или три транспорта ночью ушли дальше. Ветер переменил направление и сильно дул с юга. Капитан сказал мне, что следует ожидать «неблагоприятной» погоды.

Выбором своей базы адмирал Того оказал важную услугу местным рыбакам; сотни джонок занялись поставкой свежей рыбы для его флота. До прибытия эскадры они причиняли немало хлопот китайскому правительству, занимаясь кроме ловли рыбы еще и пиратским промыслом. Для поддержания порядка китайцы отправили отряд хусанских солдат, которые сами немногим лучше бандитов. Между обеими сторонами быстро состоялось дружественное соглашение, результатом которого были постоянные разбойничьи набеги на прибрежные селения и бедные жители облегченно вздохнули, когда на сцене появился адмирал Того.

Во время нашего перехода в Дальний на крейсере произошел трагический случай. Западный ветер развел сильную волну и, по выходе с рейда, мы подверглись жестокой качке. Море захлестывало через шкафуты. Команде было приказано выбросить за борт пустые ящики. На матросах не было сухой нитки, но они весело смеялись и шутили между собой. Вдруг ящик со льдом, весом в три или четыре тонны, неожиданно сорвался с найтовов и, покатившись к грот-мачте, придавил ногу боцмана между мачтой и железными битенгами, превратив ее в бесформенную массу. Матросы бережно отнесли беднягу в кают-компанию и положили его там на пол. Доктор немедленно наложил перевязку на раздробленную ногу, хотя по сосредоточенному выражению его лица можно было догадаться о вполне безнадежном состоянии боцмана. Два товарища поддерживали голову раненого, один обмахивал его веером, четвертый держал стакан холодной воды. Для предохранения его от толчков при размахах корабля с обеих сторон на коленях стояло по четыре матроса. Он все время жаловался на холод, хотя жара в каюте была удушающая, и его продолжали прикрывать одеялами. Невольно хотелось вслушаться в его невнятный предсмертный шепот. Улетели ли его мысли к далекому отечеству, к маленькому ребенку и жене, или ему еще продолжали представляться так трагически прерванные обязанности службы?.. Только один раз он вполне ясно произнес слова, наполнившие отчаянием сердца окружавших товарищей: «Мне так невыносимо холодно». Хотя он был закрыт целой грудой одеял, матросы прибавили еще несколько штук, чтобы доставить ему хоть минуту облегчения. Доктор давно потерял всякую надежду; в последний раз выслушали его сердце; ноги и руки были мертвенно холодны, хотя мозг еще работал. Смерть его была легкая; он мирно погрузился в вечность. В ту минуту, когда боцман вздохнул в последний раз, яркий луч солнца прорезал темный покров облаков. Кто осмелится утверждать, что у великого Творца всей вселенной не найдется места для этой бедной языческой души?

Тело умершего поставили в каюте рядом с моей. Быстро воздвигнув небольшой алтарь, его покрыли снежно-белой скатертью, поставили рисовые лепешки и две зажженных свечи по краям. Перед алтарем курились благовония. С наступлением ночи тело положили в гроб, обратив его головой к алтарю. Товарищи умершего всю ночь бодрствовали у гроба, наблюдая за тем, чтобы куренье пред алтарем не погасло. К утру весь корабль был полон его ароматом. Спать в эту ночь было почти невозможно: завинченные глухие ставни иллюминаторов не допускали в каюту приток свежего воздуха, а едкий запах куренья проникал во все щели. Наконец, несмотря на удушливую атмосферу, мне удалось забыться тревожным сном, полным кошмарных видений. Внезапно разбуженный огромной крысой, карабкавшейся мне на грудь, я увидел свою каюту, плавающую в облаках густого дыма.

Утром состоялось погребение: гроб с останками был помещен на сампан, где находился священник и его товарищи. На берегу были совершены последние прощальные церемонии: товарищи покойного все продефилировали по очереди перед телом, отдавая ему последнюю честь. В ожидании совершения над ним обряда сожжения простой гроб с телом умершего был поставлен на скалу в уединенной бухточке, в нескольких шагах от глухо рокочущего океана. Один из офицеров заметил мне: «Боцман счастлив, скончавшись таким образом. Каждый должен мечтать о смерти при исполнении своего долга».

Прямо на запад в расстоянии семи миль возвышался Квантунг-Шан. Вместе с небольшим островком Сан-Шам и отмелями, покрытыми минными заграждениями, он защищал вход в Талиенванскую бухту. Если бы на нем были установлены тяжелые орудия, он был бы в состоянии охранять одновременно и Дальний, и Порт-Артур. Нам рассказали, что в бывшем третьего дня ожесточенном сражении японцам все-таки удалось овладеть двумя важными позициями. Около трех часов пополудни, пройдя мимо дежурного судна, мы обменялись сигналами с госпиталем Красного Креста «Коте-Мару», шедшим по неизвестному назначению. Глубина бухты быстро убывала по мере приближения к сигнальной горе Тай-о-шо. Это наивысшая точка. Местность затем начинает постепенно понижаться, обрываясь у моря невысокими утесами; в некоторых местах берег изрезан мелкими песчаными бухточками. В маленьком заливе находят пристанище многочисленные торговые джонки; местность кругом него обрабатывается окрестными китайцами самым первобытным способом. При входе в залив открывается прекрасный вид на берег, описывающий огромную кривую; над всем пейзажем господствуют высокие горы Дай-о-ношан, что значит в переводе «великий монах», или «епископ». Высота их 2200 ф., но они кажутся значительно выше, благодаря своему уединенному положению. Крутые хребты чередуются друг с другом вплоть до зубчатой вершины, напоминающей Альпы.

В маленькой гавани Одинкове (Тайко-ко) стояло