Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она была очень хороша собой — высокая, тонкая, как будтоустремленная вверх, в летящей шубке. Не женщина, а мечта.
Может быть, в другое время он и занялся бы еюпоосновательнее — она вполне стоила того, чтобы поиграть с ней как следует.Сейчас он не мог, никак не мог. Как только он понял, что она подходит для егоцели, он больше ничего не мог с собой поделать. Она стала инструментом, такимже, каким в детстве была его скрипочка. Он даже запах канифоли все времяслышал, как только Мика приближалась. Он спал с ней и слышал запах канифоли,смешанный с духами, и от этой смеси его тошнило.
Ничего. Терпеть осталось совсем недолго.
— Валечка, здравствуй, ты не сердись, что я опоздала, япросто немножко позже выехала, и поэтому получилась такая задержка, но ты же нетак давно ждешь, а если бы…
— Сядь, — сказал он. Запах канифоли перебил все остальные.Утренние, приятные. — Сядь и остановись, Мика.
Она послушно села, сложила руки на столе. Глаза у неелихорадочно блестели — волновалась.
Очень хорошо, пусть поволнуется. Он не станет ей помогать.Мика должна сыграть свою роль, и она ее сыграет, а для этого нужно, чтобы онакак следует прочувствовала важность положения.
— Валя, что случилось? — Она поправила прядь, не забывая отом, что только что из парикмахерской, и нужно быть осторожной. — Ты так сказалпо телефону…
— Ничего особенного я не сказал. — Он махнул рукой, подзываядавешнюю улыбчивую. — Ты вечно себя накручиваешь, а я почему-то должен…
— Ты ничего не должен, — быстро перебила она. — Ничего!Просто ты же знаешь, как я беспокоюсь из-за этих дел!
Он помолчал, а потом как будто признался:
— Я и сам беспокоюсь.
— Ну? — Она впилась в него глазами, даже сигарету из пачкине вытащила до конца.
Он чуть-чуть ослабил вожжи:
— Нет, ничего страшного. Просто я думаю, что мы должныдействовать быстро.
Он смотрел фильм, где Роберт Редфорд укрощал лошадей. Лошадиоказались разные, к каждой нужен был свой подход, и только Редфорд умел найтиправильный.
Валентин Певцов тоже был один, а лошадей вокруг много!
Подошла официанточка, наклонилась почтительно, и, не глядя вкарту, он заказал Мике зеленый чай, йогуртовый тортик и морковный фреш сглотком сливок. Высший пилотаж.
Теперь, следуя за Робертом Редфордом, нужно было бы вожжиподнатянуть.
— Время не терпит, — произнес он, как только официанточкаотошла. — Если ты на самом деле уверена, что сможешь, нужно действовать. Ты уверена?
Вот это он спросил зря.
Напрасно. Он дал ей возможность выбора, а этого не следовалоделать. Это он выбрал ее для дела, а уж никак не наоборот!
Как утопающий за соломинку, она моментально схватилась заего оговорку и спросила тихо-тихо, не поднимая глаз:
— А ты думаешь, что у… нас есть выход? Ну… какой-то еще?Другой?
Он тут же вышел из себя.
— Мика, я сто раз говорил, что выход у тебя, — он приналегна это слово, — только один. Или собираешься в «Матросскую Тишину»?
— Я никуда не собираюсь, просто мне… — она вытащила сигаретуи прикурила нервным быстрым движением, — просто мне очень страшно, Валечка. Такстрашно…
Зачем, черт добери, он спрашивал, когда надо приказывать?
Он молчал, и она снова заговорила. Сигарета мелко дрожала втонких пальцах, белым колючим светом сверкнул бриллиант кольца, и запах, божемой, запах!..
Канифоль. Опять канифоль.
— Валечка, я так боюсь! Я сама не знала, как боюсь, и толькотеперь поняла. А ночью мне сон приснился, ужасный, гадкий! Я проснулась вся вслезах и до утра просидела, не могла уснуть…
— Не хочешь, — перебил он. — Не надо. Все отменяется. И мызакрываем тему.
Вот это было стопроцентное попадание.
— Нет! — вскрикнула она горячим шепотом. — Нет. Как жеможно… отменить?
— Ну так. Если ты не хочешь.
— Я хочу. Но не могу.
— Мика!..
— Да-да, — согласилась она быстро. — Да, конечно. Я возьмусебя в руки. Сейчас. Сейчас…
Павел Каплевич за соседним столом радостно захохотал ивольготно положил ногу на ногу. Ах, как Мика завидовала ему, и его спутнице, иего понятным и, должно быть, легким и приятным делам!
Валентин Певцов — Валечка — с другого края стола пристальноследил за ней, и ничего она не могла понять по его взгляду. А о том, как именноследует читать мысли, глянцевые журналы не писали!
— Валя, я на все согласна, только ты… пожалуйста, приезжайвечером ко мне. Очень страшно одной. Мне все время кажется, что… что за мнойследят.
— Кто? — спросил он насмешливо. — Кто за тобой следит?!
— Валя, не смейся надо мной!
Хрупкие пальчики оставляли на стекле с морковным фрешемвлажные, мутные отпечатки, и внезапно отчетливая мысль пришла ему в голову.
У него в портфеле была целлулоидная папка с какими-то ничегоне значащими бумажками.
Он расстегнул портфель и достал папку, а уж предлоги онвсегда изобретал виртуозно.
— Мика, посмотри, пожалуйста, эти бумаги как-то связаны сНиколаем Петровичем? Или мне показалось?
От загадочности того, что ему что-то такое «показалось», ейстало совсем нехорошо, и она схватила папку обеими руками. Схватила, ощупала совсех сторон, словно специально.
— А где ты их взял? А? Что-то все-таки случилось, да, Валя?!
— Да ничего не случилось. Ты… посмотри, посмотри.
Документы ничего не значили, какие-то глупые финансовыеведомости, переданные ему секретаршей, — самая большая выплата семьсот трирубля восемнадцать копеек! — но Мика выхватила их из папки, лихорадочнопробежала глазами, приостановилась и заставила себя читать внимательно.
Конечно, ничего такого она оттуда не вычитала.
— Нет, — сказала она несколько растерянно и подняла на негоглаза, — нет, это не имеет никакого отношения… А почему тебе показалось?..
Ух, как она ему надоела! С ее подозрениями, страхами,постоянным волнением. Он не стал бы связываться с ней, если бы у него былвыбор.
Но выбора не было.
Он аккуратно собрал листочки, сунул их обратно в папку,держа ее двумя пальцами и не опасаясь никаких подозрений со стороны Мики, апапку кинул в портфель и сказал холодно: